Второй шанс для мажора или Фей-крестный поневоле - Анна Литвинова

Добавлять, что это была бывшая подруга, не стала. Решила, что и так понятно.

– Я почувствовала сильное головокружение и слабость, а Брагин, оказавшись так вовремя рядом, предложил немного полежать. Я просила отвезти меня домой, но он настоял, аргументировав тем, что бабушке не стоит видеть моего состояния и лишний раз волноваться. Я согласилась…

Я надолго замолчала, снова и снова переживая те события. Прошло уже столько времени, а эмоции даже не притупились, заставляя до боли сжиматься саму душу. Оставляя все новые рубцы после себя…

Баринов не выдержал первым.

– Он тебя изнасиловал?

И так это было сказано… в общем, стало понятно, что если бы Баринов хотя бы догадывался об этом раньше, то Брагину бы вчера досталось куда больше.

– Все не так просто…

– В смысле? – вытянувшееся в искреннем недоумении лицо парня выглядело так комично, что я не сдержалась, хмыкнув. Улыбка вышла кривой и вымученной, но уж как есть.

– Ты же видел меня вчера… очень сомневаюсь, что я убедительно сопротивлялась…

Горло перехватило и я снова уставилась на свои подрагивающие руки. Ничего не менялось, сколько бы времени не прошло. Мне по-прежнему было до отвращения гадко представлять себя в руках этого подонка. А еще – безумно обидно от того, что это произошло именно со мной. Почему именно я? За что?

– Сомневаешься? – вопрос прозвучал очень тихо, но настойчиво. Так, словно это было самым важным в моем рассказе для него.

– Я ничего не помню, – крепко сжала пальцами ворот халата у себя на шее, но это не помогло. Голос задрожал, выдавая мое состояние, – вообще ничего. Проснулась с дикой головной болью в чужой постели, без одежды. Рядом спал Брагин, поэтому догадаться о том, что произошло, труда не составило. Меньше всего в тот момент мне хотелось его видеть и слышать, поэтому я ушла быстро, и не прощаясь.

Внезапно в голову пришла мысль, что в этот раз Брагин подготовился лучше. Слишком многое осталось в памяти, но сегодня я была этому рада. Оказывается, некоторые воспоминания практически бесценны. И образ скорчившегося от боли на мерзлой земле Брагина наконец-то затмил картину бурых пятен на смятой голубой простыне, снившуюся мне в кошмарах еще несколько месяцев после случившегося.

– Сука.., – процедил яростно Баринов, передернув плечами, – а полиция?

– Не было никакой полиции, – усмехнулась я, расслабляясь. Самое страшное уже было рассказано, и это оказалось не настолько ужасно, как мне казалось. Я боялась увидеть осуждение, и даже презрение в глазах того, кто узнает об этой истории. Не хотела слышать ни фальшивые слова сочувствия, ни обвинения в собственном идиотизме. Но Баринов в очередной раз разбивал мое сложившееся и в корне неверное о нем мнение.

– Почему? Только не говори, что тебе стало его жаль! – парень вскочил со стула, яростно сверкнув глазами. Вспышка злости оказалась яркой и очень неожиданной, заставив меня вздрогнуть. Что его так зацепило?

– Нет, не стало, – качнула я головой, привставая и подгибая под себя ногу в любимой позе, – я даже не успела подумать о том, чтобы куда-то обратиться. Мне просто стало не до этого…

Я вновь прервалась, когда чувство вины вспыхнуло пожаром, до боли обжигая изнутри. Это была вторая моя самая страшная тайна… И тут уж отрицать то, что все произошло по моей вине, не смог бы даже самый прожженный адвокат.

– Пытаясь осмыслить все, что было, я прибежала домой. Открывая дверь и пытаясь выдумать более или менее правдивое оправдание того, почему не ночевала дома, я не учла нескольких факторов. Первое – на дворе было давно уже не утро. Второе – бабушка уже успела обзвонить всех моих знакомых, больницы и морги. И третье… мои так называемые подруги, сказали ей, что меня не видели и представления не имеют, где я могу быть…

Вздохнула, но больше машинально, чем действительно переживая. Решение вычеркнуть подруг и большинство «друзей» из жизни далось мне тогда необычайно легко, а внутри ничего не шевельнулось. Мне вообще показалось, что я «закостенела», забравшись в свой личный кокон и не имея ни желания, ни стимула оттуда вылезать до недавних пор.

Но рассказ следовало закончить, раз уж начала…

– Сильно досталось? – с сочувствием откликнулся парень, забыв о том, что минуту назад злился.

– Очень, – согласилась, а в голосе прорезалась тоска. Я судорожно провела ладонью по шее, будто в желании глотнуть свежего воздуха. Задыхаясь от самой себя и того, что уже не в силах изменить, – только не так, как ты думаешь. Бабушка, увидев меня на пороге, не сказала ни слова. Только схватилась за грудь и осела на пол, теряя сознание. Скорая, больница, реанимация… обширный инфаркт с клинической смертью едва не оставил меня сиротой, а сутки под дверями отделения интенсивной терапии перевернули мою жизнь на сто восемьдесят градусов. Я успела разобраться и в себе и в настоящем, и в планах на будущее… Жаль только, что пришлось за это заплатить настолько высокую цену…

А этот раз слезы сдержать не получилось. Тихо хлюпнув носом, я быстро стерла их рукавом халата, опустив голову и делая вид, что просто что-то попало в глаз. Но парня оказалось не так просто провести. Потому что с легким шелестом он подошел ко мне и взял за руку, уверенно разогнув стиснутые пальцы и принявшись растирать ледяную ладонь.

– Она так хотела увидеть, как я получаю диплом, как выхожу замуж и няньчу детей… но не успела, сердце не выдержало… и все это из-за меня…

Все, сказала. То, что мучило меня столько времени, сводя с ума. Именно тогда я пообещала бабушке, небесам и самой себе, что больше никогда не позволю себе ничего из того, что могло бы хоть как-то огорчить ее. И упорно проводила все свободное время дома или в ее компании, несмотря на слабые протесты и многочисленные просьбы пойти погулять с друзьями. Тогда же я отгородилась от всего мира, который сузился для меня до маленького островка нашей квартиры, меня и самого близкого и дорогого мне человека. Те, кого я считала друзьями, оказались равнодушными знакомыми, а я зареклась доверять кому-либо кроме себя самой. А уж о том, чтобы пустить кого-то в свою душу, открыв сокровенное, и речи не было.

Слезы полились ручьем, а хриплый всхлип оказался слишком громким, чтобы сойти за кашель. Я с силой закусила ладонь в тщетной надежде справиться с эмоциями, но это не помогло. Рыдания рвались из груди пойманным диким зверем, наконец-то обнаружившим скрытую лазейку на волю. Ведь я так больше и не плакала, опустошив свой запас слез в тот самый день, когда бабушка находилась между жизнью и смертью благодаря моей опрометчивости и глупой самонадеянности. Не проронив ни слезинки из-за чудовищной выходки Брагина. Даже не всхлипнув, когда вместо живого человека мне остались только многочисленные фото. Просто застыла душой, потому что так было легче… и монотонно проживала жизнь, стараясь достичь всего того, что желала для меня бабушка…

Дыхания не хватало, а соленые капли неприятно холодили лицо, срываясь с подбородка. Но я едва ли это ощущала, окунувшись глубоко в себя. Обнаружив, что вместо привычного холода и отрешенности медленно просыпается способность чувствовать. И меня будто резали наживую, настолько сильной была какафония вернувшихся ощущений… я балансировала на грани, уже боясь, что просто сорвусь на крик, не в силах выдержать всего этого…