Чапаев - Павел Аптекарь

Низкий уровень культуры и образования многих командиров регулярных частей и повстанческих отрядов, неуважение к человеческой личности порождали произвол, насилие и издевательства не только над противником, но и над своими соратниками и сослуживцами.

После взятия Уральска части Красной армии устремились на юг. Фрунзе, а с ним и командование фронта требовали отрезать уральских казаков от оренбургских и продвигаться в низовья Урала, к берегу Каспийского моря.

Командование 4-й армии потребовало наступать на Переметную и Деркул, чтобы при содействии Шиповской группы охватить и затем разгромить неприятеля. После директивы Чапаев распорядился атаковать казаков 75-й бригадой с фланга и с тыла и не позднее 16 июля занять форпост Чеганский, чтобы отрезать казакам возможность отхода на юг. 74-й бригаде следовало оставить 221-й стрелковый полк в Уральске для охраны и обороны города. Остальные ее части получили задачу с 73-й бригадой окружить и уничтожить противника в районе сел Круглоозерный и Серебрик. 73-й бригаде поручалась разведка на бухарской стороне по левому берегу Урала. В резерве группы находились Особая бригада Плясункова и 25-й отдельный кавдивизион.

Наступление протекало сложно. 14 июля у разъезда Россошинский чапаевцы встретились с серьезным сопротивлением противника: три полка белых при содействии двух бронемашин стремились обойти правый фланг дивизии. Казаки отбросили 219-й стрелковый полк на северо-запад и отступили только после подхода 210-го стрелкового полка бригады Плясункова. Противник перебросил в этот район подкрепления, стремясь прорваться в тыл 25-й стрелковой дивизии. Весь день оба полка вели ожесточенные бои на линии Широкий — разъезд Россошинский, не давая казакам прорваться в тыл. Остальные части 25-й дивизии в это время медленно продвигались вперед, выполняя поставленные им задачи.

(Один из белых офицеров, участвовавший в боях между Уральском и Лбищенском, вспоминал, что 2-й Уральской дивизии удалось захватить часть обоза красной стрелковой бригады, двигавшейся от Шипово или станции Зеленая на Лбищенск: «Обозы были полны продовольствия (главным образом печеного хлеба), снарядов, патронов, много перевязочного материала. Среди военного имущества попадались шубы казачек, самовары, шелковые шали, лакированные сапоги и прочие предметы роскоши казаков и казачек, которые красноармейцы понаграбили от захваченных ими беженцев».)

Чапаев, стремясь предотвратить обход противником своего правого фланга, развернул правее 73-ю и 74-ю бригады, чтобы занять ими станцию Переметное и Железновские хутора. Одновременно начдив пытался ликвидировать разрыв с боевыми порядками 22-й дивизии, в который периодически проникали казачьи части, нарушавшие красный тыл и пути подвоза боеприпасов и продовольствия.

Частные успехи казаков не могли воспрепятствовать дальнейшему продвижению красных на юг. Тем не менее уничтожение населенных пунктов казаками, порча колодцев и другие действия превращали полосу наступления дивизии в территорию, почти непригодную для жизни и ведения боевых действий, что вынуждало чапаевцев возить с собой максимальный запас боеприпасов, продуктов и даже воды. 16 июля Чапаев распорядился навести порядок в обозах и полковом транспорте дивизии, изъять максимум подвод для нужд боевых частей и их снабжения:

«При проезде моем от Самары до Яицка (Уральска) замечено много фактов непроизводительного и преступного пользования обывательскими подводами товарищами красноармейцами. Подводы эти могли бы принести огромную пользу, убирая созревший хлеб. Тянулись целые обозы с ненужными вещами, как-то: в санитарных отделах возят пианино и рояли, двуспальные кровати, матрацы, что считаю недопустимым и преступным со стороны ответработников, командиров, комиссаров, особенно врачей и фельдшеров, из которых ни один не может обойтись без кровати и пружинного матраца. Также со стороны комендантских команд, которые, чувствуя себя в безопасности, возят с собой по несколько граммофонов и по нескольку сот пластинок к ним. В некоторых частях занимаются повозки седлами, в то время как кавалерия в них сильно нуждается, что считаю также недопустимым. В батальоне связи и командах возится много совершенно никуда не годного имущества, как-то: совсем порванный кабель и поломанные велосипеды, совершенно не пригодные для службы и военного дела и возимые лишь для личных интересов и удовольствия.

Приказываю весь этот хлам немедленно сдать в интендантские склады. В дальнейшем предстоят большие трудные походы по безводной местности. Приказываю ценить каждую подводу для самых необходимых предметов, как-то: огнеприпасов и продовольствия. Культпросвету предлагаю в дальнейшем декорацию с собой не брать, все равно ставить спектакли не придется, а лишних людей оставить в Яицке для усиленной культпросветительной работы в окрестных станицах и поселках. При выходе частей с мест для дальнейшего движения мною будут приняты меры по осмотру всех обозов и все неподчинившиеся сему приказу будут преданы военно-полевому суду.

Начальнику санитарной части дивизии принять меры к искоренению этого зла в подведомственных ему учреждениях, обратив особое внимание на полевой подвижной госпиталь в Богатом, где по дошедшим до меня слухам творится что-то невообразимое, и госпиталь превратился в вертеп».

Бурно развивавшийся конфликт между начдивом и комиссаром привел к тому, что Фурманов отказался подписать этот приказ и отправил в Реввоенсовет Южной группы телеграмму с протестом:

«Не могу согласиться с Чапаевым, что политотдел, а именно его культурно-просветительный отдел, следует оставить здесь, в Уральске. Когда дивизия пойдет вперед, все части должны ехать вместе, тем более что культпросвет только что приспособился работать непосредственно при полках. Для Чапаева это “какие-то доски и ненужные забавы”, а я придаю культпросвету большое значение и не смотрю на него только как на забаву. Он грозит оставить культпросвет силой и отнять лошадей. Предлагаю вовремя одернуть, воспретить самодурство. Необходимость бросить культпросвет на произвол он мотивирует нуждою в лошадях, тогда как прежде об этом почему-то речи не было, да, кроме того, теперь нами захвачено немало верблюдов, пополнивших транспорт».

Однако надежда комиссара на покровительство Фрунзе и его ближайшего помощника, будущего начальника Гражданского воздушного флота Петра Баранова не оправдалась. Начальник политуправления Южной группы лаконично резюмировал в разговоре с Чапаевым: «Реввоенсовет находит, что выработанный вами приказ является своевременным и необходимым».

Военная и продовольственная необходимость в обстановке тяжелых боев превалировала над политическими интересами. В выжженной казаками степи наступление и передвижение в пешем порядке под палящими лучами солнца было самоубийственным предприятием. Бойцы и командиры воевали в страшную даже по местным меркам жару, на солнце земля и воздух накалялись до шестидесяти градусов. Колодцы были засыпаны, станицы и хутора почти полностью сожжены, на десятки километров негде было укрыться от жары, многие погибали или теряли боеспособность от жажды, тепловых и солнечных ударов. Приказ Чапаева соответствовал военной целесообразности: лучше предоставить подводы обессилевшим красноармейцам и командирам, чтобы сохранить их силы и не допустить снижения боеспособности.