Кровь завоевателя - Замиль Ахтар

Помни, если начнешь волноваться, это всего лишь императорская семья.

Она озорно усмехнулась.

Я тоже засмеялась.

– Предполагалось, что это меня успокоит?

– Можешь представлять нас голыми. – Селена прижалась головой к моей груди, ее платье намокло. – Хотя ты не оставила пищи для моего воображения.

Снова усмешка.

Я высвободилась.

– Тогда мне лучше подготовиться.

Я могла только догадываться к чему.

Селена улыбнулась и кивнула:

– Ты справишься, серьезно говорю.

Она послала мне воздушный поцелуй и вышла из купальни, позабыв о подобающей принцессе грациозности.

Я вернулась к лившейся со стен воде. Потрогала рукой подмышку и понюхала: соленый чужой запах. Набрала в рот слюны и проглотила. Тоже чужой вкус, хотя кровь искателя, как у меня.

Ее зовут Адония. Я искупалась, подставляя водопаду каждую клеточку тела. Вода тоже имела другой вкус, илистый и сладкий. Я попала в новый мир.

После этого я оделась и пошла по увешанному гобеленами каменному коридору к своей комнате. С ярких ковров, висевших на стенах, смотрели ангелы. Адония знала их имена. Малак с паучьим глазом и ногами высотой с башню; медуза Принципус со щупальцами-молниями, каждое такого размера, что способно обхватить галеон; тонкий, покрытый перьями Цессиил с добрыми глазами, выстроившимися в форме ромба; Михей с десятью вертикальными глазами, открытыми и закрытыми без какого-то очевидного порядка.

Я остановилась у ангела Марота. Просто человек, безликий и неприметный. В правой руке он держал четыре карты, каждая символизировала какое-нибудь колдовство: повелевание демонами, кровавые руны, солнцеглотание и, самое ужасное, умение говорить со звездами. Левую руку он прятал за спиной, не желая показывать человечеству остальные карты.

Набожная Адония знала эту историю во всех подробностях. Вообще-то она выучила гимны наизусть, они звучали у меня в голове, мелодичные и глубокие. Мрачные, потому что пели о неспособности человека противостоять искушению, выбрать веру вместо запретной власти.

В комнате Адонии (гостевых покоях замка) одну стену занимала высокая и широкая кровать. Залезть на нее казалось не так просто, и, хотя Адония, похоже, не возражала, я не могла понять, зачем кровать так сильно поднята над полом. Голубая с золотом кушетка у другой стены казалась более подходящей. Все вокруг было мягкое, покрытое коврами и подушками, как в Песчаном дворце.

На кушетке лежал незаконченный гобелен, изображавший крылатых мужчин и женщин в облаках. Увлечение Адонии?

Однако не самое ее любимое. Когда я открыла дверцу платяного шкафа, мне показалось, что распахнулось окно на солнце. Я вынула одеяние из золотых нитей, с головным убором, напоминавшим шпиль. Повсюду были нашиты блестки, аланийцы любили украшать ими подушки, но не одежду. Хотя абядийцы пришивали блестки на свои кафтаны, и я задумалась, кто же первый это придумал.

Адония оделась и покрутилась у зеркальной панели. Чулки плотно облегали ноги, хотя блестки и золотое платье скрывали их. От ее верчения у меня закружилась голова, но она лишь пришла в восторг. Это было не увлечение, а ее цель.

После приезда в Песчаный дворец я насладилась сотнями танцев: кашанскими, сирмянскими, абядийскими, абистранскими, дикондийскими и многими другими из тех мест, о существовании которых я даже не подозревала. Одни текли ровно, другие щедро использовали паузы; одни были мягкие, как ручьи, другие бушевали, словно волны. Но я никогда не видела крестейского танца, и когда Адония вышла из комнаты и направилась в тронный зал, я с ужасом поняла, что буду исполнять его.

И вот я стояла там, солнечный свет, льющийся сквозь витражи, окрашивал меня золотым и красным. На самом высоком помосте, который я когда-либо видела, восседал император, его лицо скрывал балдахин. Потом я поняла, что никакого помоста не было, его трон… парил в воздухе. Селена говорила, что магия запрещена ее верой, но что же это тогда?

Вокруг в огромном пустом зале придворные сидели на балконах группами по два-три человека. Пурпурный цвет никогда не выходил в Крестесе из моды, хотя некоторые люди носили сине-зеленые одеяния, а другие завернулись в кричащее золото. Очень по-аланийски. Адония осматривала балконы в поисках Селены. Она жаждала увидеть улыбку той, кого обожала, чтобы немного успокоиться.

Я нашла ее. Селена смотрела на меня с третьего яруса. Она облокотилась на перила и улыбнулась сладко как мед. Я улыбнулась в ответ. Император дважды хлопнул в ладоши, и я закружилась.

Под парящим троном императора, словно по волшебству, появился хор. Возможно, они стояли на поднимающейся вверх платформе. Все были одеты в белое и пели низкими, мрачными голосами, исходившими из глубины их душ. Я кружилась и переступала, держа весь вес на пальцах ног, а ветер дул прямо из сердца через руки. Священная песня, священный танец – и я была едина и свята. На востоке мы бы назвали это фанаа, но, тем не менее, это было единение с богом.

Как можно держать вес на носках, кружась? Я подняла ногу назад и наклонилась вперед. Вращаясь, я тащила за собой весь мир. Время остановилось, и сам воздух исчез, как будто я буду кружиться вечно.

В завершение танца, когда хористы ускорили темп, чередуя высокие и низкие ноты гимна, я шагнула вперед, выпятив грудь и раскинув руки, словно крылья, затем остановилась, повернулась и опустилась на колени, подняв руки над головой и выпрямив спину. Схождение ангела, так называлось это движение, и я исполнила его как ангел.

Аплодисменты отдавались от стен, как будто меня приветствовали миллионы. Целая империя. Я никогда не получала столько внимания и не чувствовала, как сердце бьется от восторга и облегчения. Танец, который я репетировала месяцами, родился, и теперь я купалась в любви.

Императорский трон опустился с шипением пара. Хористы расступились, и император пошел ко мне, стуча по мрамору металлическими подошвами сапог. Он протянул мне руку для поцелуя. Встав на колено, я увидела каштановые волосы и лицо отца Селены, красивое и юное.

– Государь император.

Я положила руку на сердце и поцеловала кольцо на его пальце.

– Священники говорят, что Цессиил исполнил этот танец после Схождения. Боюсь, сегодня мы все стали свидетелями чуда. Боюсь, веры больше недостаточно, чтобы наши сердца вознеслись в рай.

Похвала, облеченная в полные веры слова, которые Адония понимала, а я разбирала с трудом. Тем не менее я опустила взгляд и улыбнулась его сапогам.

– Моя дочь говорила, что ты великолепна, но это лишь тень того, какая ты на самом деле. Проси чего хочешь, и ты это получишь.

Он никогда не даст мне единственное, чего я хочу. Адония желала Селену, а в Крестесе, как и в Аланье, такое хоть и происходило, но об