Эвервилль - Клайв Баркер

— Флетчер? — позвала она. — Это ты? Услышав голос, Феба оглянулась на нее.

— Оставь нас одних, — сказала она — Ему нужна я.

— Ты так думаешь? — проговорила Тесла, осторожно к ней приближаясь.

Уголки глаз и губ у Фебы странно подрагивали, словно она была готова разрыдаться.

— Я так думаю, — ответила Феба.

— А кому ты нужна? Флетчеру? — спросила Тесла, еще раз попытавшись — и опять неудачно — вглядеться в темный угол.

— Имя не имеет значения, — сказала Феба.

— Для меня имеет, — отозвалась Тесла. — Может быть, ты у него спросишь, как его зовут? Для меня.

Феба оглянулась назад и посмотрела в угол. Похоже, ей это удалось без труда.

— Она хочет знать, как тебя зовут, — произнесла она.

— Спроси: он Флетчер? — предложила Тесла.

— Ты… — начала Феба и вдруг замолчала, прислушиваясь, наклонив набок голову.

Воцарилось молчание, слышалось лишь потрескивание огня в камине. Тесла бросила на него взгляд. Между черных палок поблескивали лужицы растаявшего воска или жира, а на каминной решетке лежал то ли камень, то ли…

— Если ты этого хочешь, — сказала Феба, обращаясь к темноте.

Тесла оглянулась на нее. Феба расстегивала блузку.

— Что ты делаешь? — спросила Тесла.

— Он хочет на меня посмотреть, — бесхитростно ответила Феба.

Тесла подошла к ней и оторвала ее руки от блузки.

— Не хочет.

— Нет, хочет»— упрямо повторила Феба и снова взялась за пуговицы. — Он говорит… Он говорит…

— Что он говорит?

— Он говорит… что нужно трахнуться во имя новой эры.

Тесла уже слышала эти слова. Один раз наяву и тысячу раз в ночных кошмарах.

При этих актах пол будто разверзся под ногами, увлекая ее в темную пропасть, протянувшуюся к ней языками тьмы из угла комнаты.

Прошло пять лет с тех пор, как она впервые услышала эти слова, и все пять лет она не уставала благодарить Бога за то, что сказавший их мертв. Но, похоже, благодарила она преждевременно.

— Киссун, — пробормотала она, и губы, перестав слушаться, сами выговорили: — Кис-кис-сун. Кис-кис-сун.

Киссссс — Звуки шипели и трещали вокруг, как искры.

Он снился ей по ночам бессчетное число раз: догонял, настигал, судил, убивал, насиловал, поедал ее. Но она всегда просыпалась, успокаивая себя мыслью, что и самые страшные кошмары — только сны. Рано или поздно память о прошлом исчезнет, и она будет свободна.

Оказалось, нет. Господи, нет.

Киссун снова здесь, он жив.

Она пошарила рукой за поясом, вытащила револьвер и наставила в шевелящуюся темноту.

— Это не Флетчер, — пробормотал Рауль. В голосе у него слышались слезы.

— Нет, не Флетчер.

— Ты думаешь, это Киссун.

— Я знаю, что это Киссун.

— Может, ты ошибаешься.

— Нет, — сказала она и выстрелила. Раз, другой, третий. Комната наполнилась грохотом, но она не услышала вскрика и кровь не брызнула из угла.

Только Феба заплакала жалобно, и больше ничего.

— Что я делаю? — простонала Феба и метнулась мимо Теслы, как ей показалось, к двери.

Она повернулась к Фебе как раз в ту секунду, когда та бросилась на нее, одной рукой выбила револьвер, другой схватила за горло. Тесла начала задыхаться. Она пытаясь оторвать от себя руку Фебы, но женщина держала ее мертвой хват кой, продолжая рыдать.

— Иди к нему, — говорила она сквозь слезы, и голос ее звучал монотонно, как чужой. — Иди к нему и скажи, что просишь прощения.

Она поволокла Теслу в угол, туда, где в темноте прятался Киссун, кем бы он ни притворился. Тесла брыкалась, отбивалась, старалась вырваться, но крупное тело Фебы, послушное злой воле, было сильнее.

— Феба! Послушай меня! — крикнула Тесла. — Он убьет нас обеих.

— Нет.

— Феба, ты можешь сопротивляться. Я знаю, каково это, когда он у тебя в голове. — Тесла не лгала, она действительно это знала, потому что в Петле Киссун сыграл с ней такую же шутку попытался подавить ее волю и контролировать тело. — Но бороться можно, Феба, можно!

На лице у Фебы не отразилось ни тени понимания, только потоком лились слезы. Тесла нащупала ремень, флоридский револьвер был на месте. Если Фебу не убедить словами, надо попробовать этот довод.

Вдруг Феба отпустила ее. Тесла судорожно вдохнула воз дух, перегнувшись почти пополам, и, как только взгляд ее упал на пол, она увидела мелькнувшую черную тень. Она шарахнулась, подняла револьвер и выстрелила вслед ползущему ликсу. Стена темноты в углу зашевелилась, Тесла оглянулась на нее и почувствовала, как дрогнул воздух.

Вновь она посмотрела на пол. За короткое мгновение, пока она отвернулась, рядом с ликсом, подбиравшимся к ее ногам, появились еще несколько — крохотные в сравнении с теми, восемнадцати дюймов длиной, каких она видела раньше. Самые маленькие были не толще волоса, длиной с палец, но они ползли и ползли, и их становилось все больше, будто где-то там, возле ее ног, у них было гнездо. Казалось, Тесла их не интересовала. Они ползли к камину, где догорал огонь.

Бояться сейчас нужно было лишь их создателя, в чью сторону Тесла и повернулась. Киссун вновь не позволил себя увидеть, но ей все же удалось заметить его очертания. Он будто бы сидел в кресле, парившем в трех или четырех футах над полом. Она не видела лица Киссуна, но его взгляд ожег ей горло. От него заколотилось сердце.

— Пройдет, — сказал он, уничтожив остатки надежды на то, что она ошиблась и это не Киссун.

— Что пройдет? — спросила она, упорно стараясь рас смотреть его глаза. У него явно были причины избегать ее взгляда, и тем важнее было прорваться через запрет. — Что пройдет? — спросила она опять.

— Шок.

— Почему ты думаешь, что у меня шок?

— Потому что ты считала, что меня больше нет.

— Почему?

— Прекрати.

— Что прекратить?

— Эту дурацкую игру.

— Какую игру?

— Я сказал: прекрати! — рявкнул он, и в тот самый миг, когда он от гнева потерял над собой контроль, Тесла его увидела.

Этого хватило, чтобы она поняла, почему он не хотел показываться. Он был в стадии перехода От него отваливались вонючие, гангренозные куски, свисали сухожилия. Но она узнала его лицо. Приплюснутый лоб, широкий нос, выступающая вперед челюсть: это был Рауль, тело Рауля, украденное Киссуном.

— Боже мой, — услышала она Рауля, — отвернись. Ради всего святого, отвернись…

Ее не пришлось упрашивать. Едва Киссун сообразил, что Тесла его увидела, он одним усилием воли заставил ее отвернуться, Это было как пощечина, от боли на глаза навернулись слезы.