Темный янтарь-2 - Юрий Павлович Валин

почти пригородные. И звалась эта часть Замоскворечья весьма странно – в честь какой-то Якиманки. Наверное, какая-то известная прогрессивная женщина, возможно, иностранная революционерка – в интернациональном трудовом женском движении Янис разбирался слабовато[2].

Вот он – Хвостов переулок, дом 1. Кстати, тоже непонятно, в честь какого именно хвоста названо[3]. Янис смахнул с сапог пыль, поправил пилотку. Не, надо зайти. Серый, если узнает, что друг был в Москве но не зашел, крепко обидится. И будет прав. Тем более, время хотя и вечернее, но не очень позднее, нормально для визитов.

В подъезде было темновато. Да чего там: тьмища, прямо как в глубинах Балтики оказался – ни зги не видно. Янис чиркнул спичкой. Ага, вот дверь, «Калапову стучать один раз, Зицурбергу звонить два раза, Иванову – три…». Спичка погасла. Янис помянул курада и сложные московские порядки, и постучал четыре раза. Ничего, извинимся, а то спичек на расшифровку этой квартирной сигнализации не напасешься.

За дверью послышались шаги, лаконично поинтересовались:

— Кто, и кого надо?

— Извините, я к Васюкам. Сослуживец Сергея. Есть дома гражданка Васюк? Тут не особо видно инструкцию по звонкам, – пояснил Янис.

— Лампочку уперли. Вместе с патроном, – исчерпывающе пояснил непроглядную подъездную ситуацию юный женский голос и щелкнул замком.

В длинном квартирном коридоре лампочка все-таки сохранилась, горела неярко, но после тьмы желтый свет слепил. Щурясь, Янис спросил:

— Войти можно? Мне бы узнать адрес полевой почты Сергея.

Девица – невысокая, явно очень юная, можно сказать, девчонка, молча отступила вглубь коридора.

— Еще раз извиняюсь, мы с Сергеем слегка потерялись, – принялся объяснять Янис, одновременно вытирая ноги о лохматый, повидавший виды общеквартирный коврик.

— Свинство, – кратко сообщила юная хозяйка.

— Э… — Янис понял, что вряд ли привыкнет к московским порядкам.

— Теряться – свинство. И своих не узнавать, тоже свинство, – крайне мрачно пояснила девица.

— Ой! – Янис невежливо схватил хозяйку за руку, разворачивая к свету…

Невежливость была простительна, поскольку узнал он её еще за мгновение до этого. По едва заметному акценту, и вообще…

— Анитка?! Да откуда?!

Двоюродная сестрица повисла на шее:

— А! Наконец-то! Ян, да что ж вы не пишите-то?!

Нет, странный день выдался у красноармейца Выру. Вроде совсем иным он должен был быть, но вот… Разве предугадаешь?

В коридор вылетели младшие сестрицы – одна почему-то стриженная под мальчика, с визгом повисли на руках:

— Ян! Янис, приехал!

Потащили пить чай на кухню – так тут было принято, да уж и вся квартира знала, что гости заявились – местные обитатели высунули головы в коридор. Впрочем, в квартире №1 нынче мало оставалось аборигенов – пораскидала война.

Пили чай, Янис достал будто для этого момента и припасенные последние шарики вкусного сыра-курта[4], Анитка доставала резервные праздничные запасы, соседи – Марья Ивановна и тетя Галима – в стороне не остались. Рассказывал Янис, как воевал, как ранило, да как на далекой МТС реабилитацию проходил. Ну, насчет командировки в Москву вышло чуть уклончиво, получилось, что для вручения медали вызвали. Не особо скромно, но что поделать.

А с семейством дяди Андриса, так внезапно оказавшимся на Хвостовом 1-1, все разъяснилось просто. Можно сказать, сложности и неприятности тому виной. Эвакуировали через Ригу на Москву, а в поезде средняя сестрица – Дайна – заболела. Срочно сняли с поезда, ибо дифтерит – болезнь крайне нехорошая.Малую увезли в палату инфекционной больницы, а остальным куда? Еще же две девчонки. Единственный знакомый московский адрес – понятно, знаменитый Хвостов переулок. Попросились переночевать пару дней. Так и остались. Имелись две комнаты – не особо маленькие, а тетка Серого в то время уже была мобилизована. Анитка многозначительно намекнула, что служба у Ирины Сергеевны очень секретная, но было понятно, что картографией та занимается. Видимо, у Сереги в семье все в картах разбираются, такая фамильная черта.

…— А мама в Первой Градской работает. Сейчас как раз на «сутках», – рассказывала Анитка.

— Санитарка?

Обитатели квартиры №1 засмеялись.

— Бери выше! – сказала Марья Ивановна. – Тетка у тебя – королева говна и пара. Дежурный слесарь-сантехник. Мужиков больничных позабирали, остались одни деды в бригадах, да вот бабы из госрезерва. У вашей мамки-тетки слесарные способности имеются, что же ей дома сидеть. Тем более в больнице паек хороший. Дел там хватает: больница большая, гадят болезные и калеченные, известное дело, непрерывно.

— Маша, ты же культурный человек, москвичка, – засмущалась соседка-татарка Галима.

— Так я и говорю впрямую. Во – солдат же Ян, а то он не знает, как в госпиталях бывает, – махнула рукой Марья Ивановна.

Про госпиталя Янис знал, вот про то, что у тети Эльзе имеются слесарно-технические таланты, как-то не подозревал. Хотя дядя многое дома чинил, в дворовом подвале мастерская имелась, тиски с зубилами, видела, видимо, многое жена, знала, как молоток и зубило держать. Да и куда деваться – сейчас все так – резервы в себе изыскивают.

О дяде говорили потом. Знали в семье что погиб отец – писала тетя Эльзе в ЦК и СНК[5], но ответы приходили невразумительные: «к сожалению… по нашим сведениям… на боевом посту… видимо, в рядах последних героических защитников Лиепаи». Понятно, руководству не до давних событий, нынешними занято. Но могли бы честно сказать «не знаем».

Малые девчонки попадали спать, а Янис сидел на постланном Аниткой диване. Но спать не хотелось, рассказывал, как в Лиепае было. Разговор был очень невеселым, чего уж там. Всхлипывала сестрица, утирала глаза запястьями.

…— Значит, точно умер? Я надеялась, может, ранило или еще что.

— Мертвым я его не видел. Позже на могиле был. Хоронили его заводские, Линда, Рена – помнишь, которая у булочной жила? – там были. Они рассказали. Сразу убило, без мучений. Это как бы в утешение.

— Я понимаю, – Анитка сходила за полотенцем, тихонько, чтобы не разбудить сестер, сморкалась, вытирала слезы.

За полночь вернулась собственно хозяйка комнат, познакомились. Янису казалось, что должна быть солидная женщина, но нет – почти молодая, изящная, сразу чувствовалось, что образованная художница. Только утомленная очень.

Янис попытался извиниться – вот понаехали, уж внезапных гостей целые комнаты набиты.

— Не глупи, – кратко сказала Ирина Сергеевна. – Мне так даже удобнее, ужин всегда готов, утром чаем напоют. Анитка большая молодец. Да и не чужие мы уж давно, я вот про тебя наслышана. И про Сережку теперь хоть