Жанна д'Арк - Анатолий Левандовский

А потом комиссары опросили еще многих, видевших и знавших Жанну в разных местах – в Вокулёре, Шиноне, Пуатье, Орлеане, Руане, – всего сто пятнадцать человек. Были выслушаны люди различных сословий, званий, профессий: солдаты и полководцы, горожане и сановники, странствующие монахи и профессора ученых конгрегации, землепашцы и принцы крови. Разной величины и значимости были их свидетельства: одни говорили кратко, другие – подробно, одни касались лишь общих мест, другие останавливались на деталях, речь одних была изысканна, других – предельно проста. Но в целом они рассказали много, гораздо больше, чем было рассказано о каком-либо ином простом человеке XV столетия, настолько много, что ученые и писатели XIX–XX веков смогли сделать рассказы эти основой для воссоздания истории жизни и подвига Жанны из Домреми.

Да, много узнаем мы о Жанне благодаря процессу 1455–1456 годов.

Но могли бы узнать еще больше. Значительно больше.

Если бы не тенденциозная направленность процесса.

Если бы не тщательное стремление судей выпятить одно и спрятать другое.

Если бы не умышленный обрыв рассказов свидетелей на определенных хронологических рубежах.

Действительно, почему, опросив очевидцев из Домреми, Вокулёра, Орлеана, «забыли» разыскать свидетелей из Сюлли, Компьеня, Ланьи, Боревуара? Почему военачальники, сопровождавшие Жанну, весьма подробны, когда рассказывают об Орлеане, но вдруг становятся немыми, когда речь бы должна идти о Париже? Почему в протоколах процесса нет ни единого слова о взятии Сен-Пьер-ле-Мутье, об осаде Ля-Шарите, наконец, о событиях, связанных с пленением Жанны?..

Очевидно, следователи обошли целый период в жизни Жанны. Преднамеренно обошли. Обошли только потому, что в ходе этого периода произошло резкое изменение политики двора и церкви по отношению к Деве. Это был период, следовавший за коронацией в Реймсе. Именно тогда сложился заговор, инициаторами которого были сам монарх и монсеньор Реньо де Шартр, покойный архиепископ Реймский. Заговор, в результате которого Жанна была предана врагу. Естественно, что предатели не пожелали поднимать фактов, связанных с их предательством!..

И еще одно обстоятельство бросается в глаза.

В отличие от трибунала епископа Кошона новый суд не имел подсудимого.

Дело о реабилитации формально возбуждала мать Жанны, главным истцом в день объявления приговора выступил брат казненной, а вот ответчиков и не оказалось.

В этом, разумеется, также не было ничего странного: не могла ведь «святая мать-церковь» судить и осудить за совершенное преступление самое себя!..

Всю вину, как и в период предварительных опросов, переложили на тех, с кого нечего было взять: виноватыми оказались покойный Кошон, покойный Эстиве и покойный Луазелер. Что же касается живых, то их, как и во времена д'Эстутвиля, даже не потревожили допросом: к чему было беспокоить почтенных прелатов и наводить на них тень! Мало того. Некоторые из второстепенных персонажей – участников процесса осуждения, в свое время осудившие Жанну и потребовавшие ее сожжения на костре, теперь выступали чуть не как благодетели казненной, как поборники справедливости и хулители Кошона. С исключительной наглостью эти братья восхваляли самих себя и свое стойкое поведение, забыв, как они трепетали перед епископом Бовеским, смотря ему в рот и поддерживая каждое его слово. Таковы были доминиканцы Мартин Ладвеню и Изамбар де Ля Пьер, по нескольку раз выступавшие накануне процесса и во время его и незаслуженно снискавшие репутацию доброжелателей Девы.

В мае 1456 года следствие было закончено. Апостолические комиссары собрали и изучили следственные документы. Как и в период составления обвинительного акта, все было разложено по полочкам, главное отделено от второстепенного, ненужное опущено. Наконец комиссары объявили день вынесения нового и окончательного приговора. Днем этим стало 7 июля.

В свое время от составления обвинительного акта до вынесения приговора прошло около двух месяцев. Теперь процедура оказалась несравненно более короткой. В назначенный час в том самом зале архиепископского дворца, где когда-то заседал трибунал Кошона, собрались члены реабилитационного суда во главе с Жаном Жувенелем дез Урсен, новым архиепископом Реймским. Прибыли один из братьев Жанны и поверенный семьи. Среди зрителей присутствовали несколько прелатов и клириков.

И вот архиепископ огласил новый приговор. Перечислив злоупотребления, которые имели место в прежнем процессе, указав, что «названное дело запятнано клеветой, беззаконием, противоречиями и явными ошибками правового и фактического характера», он перешел к заключению: «Мы отменяем, кассируем и аннулируем прежние приговоры и лишаем их всякой силы. И мы объявляем названную Жанну и ее родных очищенными от пятна бесчестия».

Так, четверть века спустя после своей гибели, была оправдана крестьянка Жанна, бесстрашная героиня и спасительница Франции.

Но на этом ее посмертные приключения отнюдь не закончились.

Едва архиепископ Реймский и члены оправдательного трибунала успели разойтись по домам, как неслышно и незримо начали складываться предпосылки для нового разбирательства только что закончившегося дела. Процесс реабилитации не в большей мере, чем процесс осуждения, мог удовлетворить современников и потомков. Многое оставалось неясным, многое казалось подтасованным. Обвиняя (и вполне законно) прежний состав суда в грубом попрании фактов, в преднамеренной лжи и клевете, судьи 1456 года не сумели продемонстрировать своей скрупулезности и любви к истине. Конечно, основная вина здесь (как и в предыдущем случае) падала на их хозяев, но желавшим узнать правду от этого не становилось легче. А чтобы правду открыть, нужен был еще один процесс, достаточно отдаленный от разбираемых событий во времени, тщательно подготовленный и нелицеприятный; им мог стать только суд истории.

Большие препятствия оказались на его пути. И главное из них состояло в том, что католическая церковь, в свое время посылавшая проклятия по адресу «колдуньи и еретички», теперь всецело монополизировала память о ней, превратив народную героиню в фетиш для верноподданнических и благочестивых спекуляций. Шли века. Гуманизм подготовил Реформацию, Реформация уступала дорогу Просвещению. А католические богословы и эрудиты все так же цепко держали свою добычу и не собирались с ней расставаться. Типичным образцом литературы подобного настроя явилась поэма Жана Шаплена «Девственница, или Освобождение Франции», изданная впервые в 1656 году и затем неоднократно переиздававшаяся в XVII–XVIII веках. Автор этого довольно банального произведения, излагавшего в стихах главные события орлеанской эпопеи и прославлявшего графа Дюнуа как главного героя освобождения, так и сыплет указаниями на чудеса, Божественную волю, Провидение и т. п. Уже в предисловии, чтобы сразу подготовить читателя, Шаплен заявляет, что намерен излагать материал в своей поэме «таким образом, чтобы все совершающееся в ней благодаря Божественному Промыслу могло применяться и к силе человеческой, вознесенной на вершину, едва достижимую для природы».