Счастливая - Элис Сиболд

А я — для него. Он сыпал именами и терминами, о которых я и слыхом не слыхивала, но на момент нашего знакомства я была единственной среди его знакомых жертвой изнасилования. Насколько он мог знать.

Я наслаждалась обществом Марка, но терпела и Стива.

— Сколько телохранителей нужно одной девушке? — спросила как-то Лайла, когда у меня вошло в привычку дважды в день болтать по телефону с каждым из них.

Мне нечего было ответить, кроме как сказать, что я никогда не пользовалась популярностью у мальчиков, а тут вдруг стала интересна двоим сразу.

Прежняя квартирантка, Сью, писала курсовую с элементами фотоочерка и бросила у нас кучу всевозможного грима. Однажды вечером, когда Пэт сидел в библиотеке, мне взбрело в голову попробовать себя в качестве фотографа модных моделей и отщелкать снимки Лайлы. Я ее нарядила. Заставила снять очки, и мы сделали ей жирную подводку глаз. Я не поскупилась на темно-синие и черные тени для век. Губы у нее стали густо-вишневого цвета. Она по моей указке позировала в прихожей, а я наводила объектив. Нам обеим это было в кайф. Я велела ей лечь на пол и смотреть вверх, а потом приспустить с плеча бретельку для фото, которое мы назвали «обнаженка». Я сыпала репликами, которые, как мне казалось, употребляют настоящие фотографы модных журналов, чтобы помочь моделям войти в образ. «Зной; ты в пустыне Сахара; эффектный мужчина приносит тебе бокал „пинья-колады“» или «Твой возлюбленный замерзает в Антарктике. Но у него в руках одна-единственная фотография, которая его согревает. Работаем. Покажи мне сексуальность, искренность и пронзительный интеллект». Когда Лайла не гримасничала, создавая требуемый эффект, она болтала. Я поместила ее перед высоким, в полный рост, зеркалом и взяла общий план, куда попала и сама. В кадре был ее профиль и руки в черных перчатках.

Самыми удачными я сочла тогда более шокирующие снимки, сделанные в коридоре перед моей спальней. Она ползет по полу на четвереньках, с широко раскрытыми невидящими глазами, акцентированными цветом. Теперь я мысленно называю их снимками Лайлы «до того».

В середине ноября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, за неделю до Дня благодарения, на филологическом факультете выступал знаменитый поэт Роберт Блай. Я до смерти хотела его послушать, так как перед этим с жадностью прочла его стихи — по настоятельному совету Тэсс и Хейдена Каррута. Лайла осталась дома, готовясь к убийственному тесту, который мне не грозил, так как я специализировалась в области поэзии. Пэт отправился заниматься в библиотеку Бэрда.

На поэтическом вечере присутствовали Тэсс и Хейден. Явились все заведующие кафедрами. Поскольку Блай был именитым поэтом, в аудитории яблоку негде было упасть. Я сидела в самой середине этого небольшого помещения. Мой друг Крис окончил университет годом раньше, так что я пришла одна. Через двадцать минут после начала выступления у меня схватило живот. На часах было 20.56.

Я хотела перетерпеть, но острая, режущая боль стала невыносимой. Живот крутило. В конце очередного стихотворения я встала и начала с грохотом пробираться между спинками стульев и коленями сидящих.

Из вестибюля позвонила Марку. У него была машина. Я попросила его забрать меня от библиотеки Бэрда. Мне было слишком плохо, чтобы тащиться на автобусную остановку. Два года назад, когда я звонила родителям, у меня в руках была трубка этого же телефона, и с тех пор я не подходила к нему на пушечный выстрел. Но в тот вечер мне было не до предрассудков.

Марку требовалось принять душ.

— Двадцать минут, не больше, — сказал он.

— Буду ждать, не щадя живота своего, — попыталась я пошутить. — Приезжай скорее.

Пока я ждала у библиотеки, мне стало еще хуже. Случилось что-то серьезное, но я не представляла, в чем дело.

Марк подъехал минут через сорок. Мы выехали из кампуса по направлению к Эвклиду, где в обветшалых деревянных домах жило много студентов.

Наконец мы свернули за угол и оказались на моей улице. В конце квартала, где жили мы с Лайлой, стояло пять черно-белых полицейских машин с мигалками. Полицейские сновали взад-вперед, опрашивали прохожих.

Мне все стало ясно.

— О боже, боже мой! — воскликнула я. — Выпусти меня, выпусти!

Марк запротестовал:

— Дай припарковаться — я пойду с тобой.

— Нет, высади меня сейчас же.

Он въехал на подъездную аллею, и я выскочила, не дожидаясь его помощи. В нашем доме горели все огни. Дверь в парадную была распахнута. Я не медлила ни минуты.

В тесной прихожей меня остановили двое полицейских в форме.

— Сюда нельзя. Покиньте место преступления.

— Я здесь живу, — сказала я. — Это Лайла? Что случилось? Умоляю, скажите.

Не помня себя, я стала раздеваться и бросать на пол одежду: зимнюю шапку, шарф, перчатки, пиджак, безрукавку. Меня охватило неистовство.

В гостиной тоже были копы. Один из тех, что в форме, жестом указал на меня кому-то через порог и сказал:

— Вот — говорит, что живет…

— Элис? — удивился детектив в штатском.

Я тотчас же узнала его.

— Сержант Клэппер?

Когда я произнесла его имя, полицейские в форме перестали меня удерживать.

— Теперь уже детектив Клэппер, — улыбнулся он. — Что ты здесь делаешь?

— Я здесь живу, — сказала я. — Где Лайла?

Лицо у него вытянулось.

— Извини, — пробормотал он.

Я заметила, что полицейские теперь смотрят на меня иначе. В квартиру вошел Марк. Я сказала полицейским в форме, что это мой друг.

— Никак, это Элис Сиболд? — переспросил один из них.

Я повернулась к Клэпперу.

— Ее изнасиловали?

— Да, — сказал он. — На кровати в дальней комнате.

— Это моя комната, — сказала я. — Как она себя чувствует?

— С ней женщина-детектив. Сейчас повезем в больницу. Можешь поехать с нами. Она не сопротивлялась.

Я попросила пустить меня к ней.

— Сейчас узнаю, — ответил Клэппер и отправился сообщить Лайле, что я пришла.

Я стояла среди полицейских, ощущая на себе их взгляды. Они знали мое дело, потому что оно, в отличие от большинства аналогичных дел последних лет, завершилось судебным приговором. В их среде это было знаменательным событием. Клэпперу, например, дали повышение в должности. Все, кто работал по моему делу, оказались в выигрыше.

— Не могу поверить. Не могу. Такого не может быть, — твердила я Марку.

Не помню, что он отвечал. Я старалась взять себя в руки, чтобы как-то держаться.

— Она не хочет тебя видеть, — сказал Клэппер по возвращении. — Опасается, что не выдержит. Да она через пару минут выйдет, можешь поехать с нами в больницу.