Мои 99 процентов - Салли Торн

– Патти!

Нам уже плевать на беспорядок, это кратчайший путь, поэтому мы, спотыкаясь, несемся в темноте по разгромленному дому. Каждый раз, когда я спотыкаюсь, его руки не дают мне упасть. Очутившись перед задней дверью, мы, недостойные, эгоистичные людишки, на мгновение задерживаемся и снова целуемся, чтобы собраться с духом перед тем, как выскочить во двор, который дождь превратил в мутный селевой поток. Его язык обещает мне продолжение, если я найду в себе силы добраться до студии. Если бы понадобилось, я переплыла бы даже Ла-Манш.

К тому моменту, когда мы, скинув обувь, захлопываем за собой дверь студии, на нас обоих нет ни одной сухой нитки. Свет не включается, дисплей моего электронного будильника не горит, и Патти нигде не видно. Диана, сидящая на шкафу, презрительно смотрит на нас, потом спрыгивает и вновь устраивается в своем ящике из-под яблок.

– Патти, девочка, иди сюда, – виноватым голосом зовет Том, и она высовывает мордочку из-под кровати. – Мне ужасно стыдно.

– Ты же не знал.

Еще с минуту мы пытаемся выманить ее из-под кровати, пока она наконец не выбирается оттуда на полусогнутых лапках и семенит к своей лежанке. Я накрываю ее одеяльцем и плотно закутываю. Мы выпрямляемся, в этот миг сверкает молния и Том получает возможность хорошенько меня разглядеть. Я успеваю заметить только влажную рубашку, облепившую его тело. Мы обмениваемся одинаково похотливыми взглядами, но тут комната вновь погружается в темноту, и мы как по команде вздыхаем. И немедленно начинаем смеяться друг над другом.

– И ты все это время скрывала внутри себя этот поцелуй?

Том принимается расстегивать свою рубашку, торопливо и бездумно, словно собирается нырнуть в бассейн. Терпения у него хватает только на половину пуговиц, и он, сдавшись, делает шаг в мою сторону. Еще несколько секунд без меня для него слишком невыносимы.

– Кажется, мне нужно внести в мою страховку кое-какие изменения.

– Тогда лучше позвони им сию секунду.

Он смеется прямо мне в губы, потому что мы уже снова целуемся. Мои лопатки упираются во что-то плоское; я прижата к стене. Лишь пальцы моих ног касаются пола. Золотой пузырь туго натягивается и обнимает нас со всех сторон, точно вторая кожа. Когда моя голова склоняется набок и его губы скользят по моей шее, я вижу, как над его влажными плечами поднимается пар. Мотор в его груди работает на износ.

Я столько лет не сводила глаз с губ Тома, когда он говорил, что точно знала, какими будут его поцелуи. Искренними, страстными и первобытными. Испытующими, потому что он пытается понять, что мне нравится, но быстро понимает: мне нравится все, что бы он ни делал. Нежными, медленными, с языком и зубами. Напористыми и требовательными. Дополнительные очки за ладонь на моей шее. Том слегка сжимает мою ягодицу, и по всему моему телу пробегает дрожь, а кожа становится вдруг невыносимо чувствительной; швы на одежде начинают казаться лезвиями ножей. Безо всякой жалости Том продолжает исследовать мое тело. Когда моя грудь оказывается в его ладони, он замирает, ощутив прикосновение к коже холодного металла в соске.

– В постель! – приказывает он своим альфа-голосом, и в моих трусах лопается резинка.

Тогда на кухне я сказала ему ровно то же самое. Интересно, он тогда почувствовал себя так же, как я сейчас?

– Ну наконец-то до тебя дошло, чего я от тебя хочу.

Я перемещаюсь в сторону постели спиной вперед без усилий со своей стороны. Мои ноги ощущают провода осветительной аппаратуры, но я о них не спотыкаюсь. Он несет меня.

– Я разгромила кухню и прямым текстом потребовала от тебя пойти со мной в постель, а ты взял и…

Том укладывает меня на кровать.

– Я компенсирую тебе моральный ущерб, обещаю, – произносит он с улыбкой в голосе.

Его колени проминают матрас – сначала одно, потом другое – по обеим сторонам от моих лодыжек. Ладони – сначала одна, потом другая – по обе стороны от моей головы. В следующее мгновение я ощущаю тяжесть его тела, и его дыхание щекочет мне шею.

– Скажи, что я правильно пахну, – требую я в потолок.

Он улавливает неуверенность, кроющуюся под этим безапелляционным приказом.

– Ты пахнешь единственно правильно.

– Ну, слава яйцам! – выдыхаю я, потом поднимаю руки, и он стягивает с меня майку.

– Твоя любовь к кружевам свела меня с ума. Ты знаешь, что твой лифчик всегда бросается в глаза, под любой одеждой? Такое впечатление, что твоя одежда не слишком-то хочет исполнять свои обязанности. – Он целует меня в шею, но поцелуй очень быстро превращается в чередование посасывания и покусывания. – Ты прямо как самоочищающийся банан.

Я начинаю смеяться:

– Ну что поделать, если я так себя чувствую в твоем присутствии.

– У меня просто крышу сносит, когда ребята смотрят на кружева на твоей коже.

Эта мысль побуждает его вернуться обратно к моим губам, и ревность добавляет его поцелую перца.

Я знаю, какие чувства он испытывает. Я намерена не выпускать его из рук до конца жизни, чтобы ни у кого не возникло никаких сомнений, кому он принадлежит.

Том укладывает меня поперек тусклой полоски света, пробивающейся сквозь щель в шторах. Он восхищается моими кружевами, не жалея комплиментов, трется о них щекой, после чего метким броском отправляет в темный угол. И его жесткие ладони человека, не боящегося никакого труда, принимаются исследовать каждый уголок моего тела.

Мой проколотый сосок немедленно вызывает у него жгучий интерес. Он опирается на локоть и принимается играть им, и я наконец осознаю весь потенциал металла, вставленного в столь чувствительный комочек плоти. Другие мужчины пытались настраивать меня, как радиоприемник, Том же безошибочно знает, что делать. Он изучает мои реакции, и по всему моему телу разбегается дрожь.

Мне очень хочется узнать, нравится ли ему мой пирсинг.

– Значит, девушки с пирсингом в твоем вкусе?

– О да! – выдыхает он, обхватывая мой сосок губами. – Как может металл быть таким сладким на вкус?

Когда он говорит, его язык касается металлического колечка, и я взмываю над матрасом. Том довольно смеется и продолжает ласкать его языком.

– Каждый раз, стоило мне подумать об этом загадочном пирсинге, я с размаху врезался в стену. – Выгнись, – добавляет он с точно отмеренной долей властности.

Его рука проскальзывает под мою спину, он переворачивает меня и продолжает играть со мной, пока моя рука не ложится на пуговицу джинсов.

– Неужели это все происходит наяву? – Он выпускает меня. – Или я слишком сильно врезался в стену?

– Да, это наконец-то реальность.

Не в силах больше сдерживаться, я сдираю с него рубашку, так что с треском отлетают оставшиеся пуговицы. Она соскальзывает с него, и я провожу ладонями по его торсу. Его локти смыкаются и размыкаются, а бедра инстинктивно подаются вперед. Бессознательные реакции его тела совершенны.