Только не бойся! - Марго Никольская

скрывал никогда, и предвкушает момент, когда я, наконец прозрев, пойму: «Ну то-о-очно же! Как я могла не видеть этого раньше!» А до тех пор я для него вроде пушистого котенка – такой забавный, глупый и беззащитный, охота помучить.

Но что за мелодия? Я не слышала ничего подобного раньше, вплоть до аккордов – они уникальны. Упоительная – каждая клетка моего тела, словно иссохшая земля, буквально впитывает ее, как источник жизни. Совершенная – такая, к какой не придраться, и все ремиксы на нее априори обречены на провал. Мурашки щекочут руки, из глаз просятся слезы. Слезы… эйфории абсолютной.

И когда композиция подходит к финалу, меня отпускает не сразу. Еще какое-то время я продолжаю сидеть так – обнимая инструмент, наслаждаясь послевкусием. До тех пор, пока до моего сознания не доносится замечание Феликса:

– Твои музыкальные способности весьма недурны. Найдешь ли ты хотя бы приблизительно похожие эмоции, вроде которых сейчас испытала, в выбранной тобой профессии?

– Слышала бы тебя моя мама, – вполголоса промурлыкала я через улыбку, не открывая глаза, – ты б ей понравился.

Феликс не прокомментировал мою реплику и вообще не подавал никаких признаков жизни, однако его присутствие, более того, ожидание ответа на поставленный вопрос я точно ощущала каждой клеткой своего тела.

– Знал бы ты… какие в детстве меня терзали вопросы, – минуту спустя я наконец посмотрела на него. – Типа: а если скрестить грызуна с птицей, возможно ли добиться такого результата, что у крысы появятся крылья? Какие они будут – как у птицы или как у летучей мыши? – Я улыбнулась, вспоминая свою детскую наивность. – А что, если именно я найду способ предотвратить болезнь Альцгеймера? Почему нет? Столько исследований уже проведено – мне кажется, ее разгадка не за горами. А может, я внесу свою лепту во что-то другое, но не менее значимое. Серьезно! Не смейся! Я искренне в это верю. Так что да, я определенно буду счастлива в выбранной профессии.

– А если выйдет иначе? Скажем, твои будни заполнит второстепенная работа рядового сотрудника, а весь твой труд и вклад в развитие науки даже нигде не упомянут?

– Эм… об этом я не думала… – откровенно призналась я, растерявшись. – Наверное, как и во всем, здесь есть свои риски. К тому же, если так рассуждать, так ведь и музыкальная деятельность мне вовсе не гарантировала бы каких-то успехов. Тем более музыка – моя любовь и отрада. – Я встала. Безуспешно попытавшись поправить запа́х платья, просто прикрыла себя гитарой. – Но я никогда не относилась к ней как к своему призванию, будущему и средству основного дохода. Не говоря уже о том, что оба мы знаем: «весьма недурно» я сыграла, сама не понимая как! – намекнула я на то, что не разгадала его безмолвную подсказку. – И такое определение вряд ли сполна обеспечит все мои хотелки.

– А если бы тебе не надо было выбирать между необходимостью зарабатывать на жизнь и любимым делом – что бы ты все же предпочла? – с этим вопросом Феликс перенял у меня гитару, оставляя без щита, и пошел прогуливаться с ней вокруг меня, наигрывая незатейливый мотивчик.

– Науку, – не так уверенно, как хотелось бы, ответила я, обняв себя за плечи. – Научный мир… э… он… он ведь непостижим! И жизни не хватит, чтобы насытиться и заскучать.

– Искусство что ж, по-твоему, постигнуто? – продолжал нахаживать он кругами, будто лениво перебирая струны. Мелодия тем временем становилась все отчетливее, набирала обороты, увлекала рассудок, не позволяла сосредоточиться на теме разговора.

– Ничуть! Нет! Я так не думаю! Мне и не приходило в голову сравнивать науку с искусством. Просто я никогда не верила в возможность добиться успеха в музыкальном мире. И не представляла себя великим музыкантом.

– Тебе проще было поверить в себя как в профессора, выводящего из коня с носорогом единорога? Или ученого, одарившего человечество видом крупнорогатого скота, устойчивого к инфекционным заболеваниям, – это ближе к реальности. Нежели в себя свободную и счастливую, достойно зарабатывающую на любимом деле, которое, кстати, уже и освоить успела.

– Что… что ты хочешь сказать? – Возможно, легче было бы понять, к чему он клонит, не отвлекайся я на божественную мелодию, в быстром ритме льющуюся со струн. – Намекаешь на неверный выбор профессии?

– Не ограничивай себя ментально! – Он плавно развернулся, на ходу завершив мелодию финальным резким аккордом. Вернул инструмент на место и обернулся на меня.

Моя попытка уловить завуалированный смысл, скрытый в контексте его слов, разбилась о нескрываемый его оценивающий взгляд и повисшее молчание. Тишина будто медленно, но верно возвращалась, туманом заполняя квартиру и заставляя нервничать меня опять.

– Я абсолютно счастлив видеть тебя вновь, Иона, – наконец резюмировал он, прозвучало искренне. – Рад, что рубашка тебе подошла, – глядя на меня, как на сочный стейк, с аппетитом просиял зубами он.

– Э-эм, спасибо. Ты тоже очень… бодро и… непривычно выглядишь! – Не ответный комплимент и не вежливость. С улыбкой лучезарной, он, будто заряженный, буквально искрится энергией, и впервые за все время его волосы не торчат в беспорядке, а только легкие завитки лишь немного выбиваются из густой не уложенной, но и не хаотичной шевелюры. – Я там… немного зацепила… футболку твою…

– Вынужденная мелочь, не переживай!

Вынужденная?! Выходит, это он устроил?

– Твой кофе, – напомнил он о нетронутом мной напитке, перескакивая с неудобной темы. – Располагайся.

Я взяла себя в руки и, последовав его совету, устроилась в кресле, стараясь держать осанку как никогда прямо, чтобы случайным образом где-нибудь не оголиться.

– Кофе с сыром! – я не сдержала удивления. – Сто лет так не пила!

– Что ты хочешь этим сказать? – чему-то удивился и он, усаживаясь на соседнем кресле.

– Густав варил мне его постоянно. И так вкусно у меня самой никогда не выходило.

– Ах, об этом, – понял он. – Ну что ж, наслаждайся!

– Итак, с чего начнется твой рассказ? – Я постаралась звучать как можно более обыденно, отпивая глоток восхитительного напитка.

– Думаю, мы начнем с уже привычных для нас с тобой разговоров.

– Мои теории?

– Именно, – усмехнулся Феликс, радуясь моей сообразительности.

– Я думаю – ты вампир! – нарочито равнодушно произнесла я и замерла в ожидании его реакции.

Из предполагаемых мной Феликс не выдал ни одной. Он не рассмеялся. Не обвинил меня в слабоумии или чересчур бурной фантазии. Не предложил читать меньше фэнтези. Не подал виду, будто испуган тем, что я раскусила его. Вообще никакой реакции, подтверждающей или опровергающей мой вывод.

– Чу́дно. И это не так! Но! Твое подозрение не безосновательно, – ошарашил меня Феликс.

– Не понимаю.

– Идея о вампирах зародилась в былые времена, когда отдельные индивиды