Девиантность, преступность, социальный контроль в обществе постмодерна - Яков Гилинский

В-третьих, возможно, имеет место «переструктуризация» преступности, когда «обычную» преступность теснят малоизученные, высоколатентные преступления эпохи постмодерна, в частности, киберпреступность, основным субъектом которой также является молодежь.

Наконец, следует отметить, что подросткам и молодежи свойственно образование субкультур в мире взрослых. По классификации R. Cloward и L. Ohlin, различаются субкультуры ретретистская (например, наркотическая), конфликтная и криминальная[419]. Для сегодняшнего мира характерны и экстремистские («правые» и «левые») группировки. Иногда «война» подобных группировок приобретает региональный криминальный характер («Чикагский феномен» 1920-х годов в США, «Казанский феномен» 1980-х годов в России). Именно в субкультурных образованиях формируются ксенофобские настроения, приводящие к «преступлениям ненависти».

Алкоголь, как и наркотики, сопровождают человечество всю его историю. В Древней Индии особой симпатией пользовался опьяняющий напиток – сома, считавшийся напитком богов. А древнеиндийская сура представляла собой прообраз рисовой водки.

Для России пьянство – старая и все обостряющаяся проблема. К 1992-1993 гг. Россия вышла на первое место в мире по душевому потреблению алкоголя: 13,9-14,5 л абсолютного (100 %) алкоголя в год на одного жителя страны, обогнав традиционного лидера – Францию (13,0 л)[420]. В настоящее время уровень алкопотрбления еще выше. При этом структура потребления алкоголя в России самая неблагоприятная – водка и другие крепкие напитки, включая самогон. Страшные последствия массовой алкоголизации населения России, особенно жителей малых городов и сельской местности, связаны не только и не столько с давними традициями, сколько с тяжелейшими условиями бытия большинства населения в XX в., перешедшими в век XXI.

Злоупотребление алкоголем, как и другие формы ретретизма («ухода»), является, в конечном счете, следствием смыслоутраты или отсутствия смысла существования, «экзистенциального вакуума» (В. Франкл[421]), заполняемого алкоголем или наркотиками за отсутствием возможностей (или желания) найти более достойное средство (учеба, интересная работа, творчество, увлечение чем-либо).

Алкоголизм «молодеет». По данным общероссийского опроса молодежи, проведенного Минобразования России по репрезентативной выборке в 2002 г., алкогольные напитки (включая пиво) потребляют 80,8 % подростков и молодежи. За десятилетие, с 1993 по 2003 гг., возраст активного приобщения к алкоголю снизился с 16 до 13 лет. По данным популяционного исследования подростков Санкт-Петербурга, имели опыт потребления алкоголя до 95 % респондентов. Из их числа возраст первой пробы алкоголя составил: до 7 лет – 3,7 %, 8-10 лет – 8,4 %, 11-13 лет – 23 %, 14-16 лет – 53,9 %, 17-19 лет – 10,9 %[422].

Между тем, ранняя алкоголизация особенно опасна: воздействие алкоголя на молодой организм приводит к более тяжелым медицинским и социальным последствиям; резко сокращаются сроки перерастания пьянства в алкоголизм (известен случай пивного алкоголизма у 6-летнего мальчика, которого отец брал с собой пить пиво и давал «попробовать» сыну); повышается вероятность криминального поведения; увеличивается риск рождения детей с физическими и психическими аномалиями у лиц, рано пристрастившихся к алкоголю.

Наркотизм по преимуществу молодежная проблема. И это понятно. Так же, как уход в алкоголь, в наркотики (или из жизни – суицид) – это результат «двойной неудачи», по Р. Мертону: не получилось самоутвердиться в полезной, творческой деятельнсти (первая неудача) и не удалось в негативной, осуждаемой обществом деятельности – вторая неудача. И как следствие – ретретистское поведение, «уход». Распространению вредных последствий наркопотребления способствует в России репрессивная наркополитика: запрет заместительной терапии, второстепенноая роль медицинской и психологической помощи, акцент на «наказать» и «посадить».

Понятно, что занятие проституцией в сфере сексуальных услуг (не надо забывать, что проституирование как продажность наблюдается и среди политиков, журналистов, деятелей науки и искусства) удел преимущественно молодых. Более того, распространена детская проституция, как девочек, так и мальчиков, что было предметом специального эмпирического исследования в Северо-Западном регионе Российской Федерации[423].

При всех временных колебаниях Россия в течение многих лет занимает одно из первых мест в мире по уровню завершенного суицида. А по уровню подростковых самоубийств Россия находится на первом месте в Европе и одном из первых в мире. Не удивительно, что 16 и 18 мая 2016 г. в «Новой Газете» появилась большая и страшная по содержанию статья Г. Мурсалиевой «Группы смерти» о том, как в социальной сети «ВКонтакте» подростков призывают и подталкивают

к самоубийству. И, к сожалению, небезуспешно… События, описанные в статье Г. Мурсалиевой, лишний раз подтверждают то, что мы живем в совершенно новом мире постмодерна, основные характеристики которого влияют на все социальные процессы, включая преступность, самоубийства и иные проявления девиантности. Общество постмодерна предоставляет невиданные раньше возможности и грозит невиданными рисками, вплоть до омницида – самоуничтожения человечества. «Мы, в сущности, живем в апокалиптическое время… экологический кризис, биогенетическая редукция людей к манипулируемым машинам, полный цифровой контроль над нашей жизнью» (С. Жижек).

Из многочисленных характеристик общества постмодерна (глобализация, виртуализация, консьюмеризация, фрагментаризация, неопределенность, хаотичность, «ускорение времени» и др.), к теме подросткового суицида имеют отношение две: «ускорение времени» и виртуализация. Темпы современной жизни, быстрота протекающих в обществе экономических, технологических и прочих процессов («ускорение времени») привели к огромному, неосознаваемому разрыву поколений, о чем речь шла выше. Мир взрослых и мир детей, подростков, молодежи – разные миры. В самых благополучных семьях велик реальный разрыв миропонимания, мироощущения, мировосприятия представителей старших и младших поколений.