Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной - Майк Массимино

— Мне нужен экипаж.

— Я не могу дать вам экипаж, — ответил Роммель. — Экспедиции у вас нет.

Дела обстояли именно так: мы пребывали в какой-то странной неопределенности. Огромная команда людей не покладая рук работала над подготовкой миссии, которая официально не существовала, и проведение полета не было официально одобрено. Но для нас это не являлось препятствием. Грунсфелд, Сепи и все остальные — мы продолжали пробивать то, что нам было нужно. У нас было ощущение, что исключительно с помощью нашей силы воли мы сможем сделать так, что полет состоится несмотря на все сложности, которые будут стоять на нашем пути.

В конце ноября мы получили официальное разрешение на начало разработки процедур в бассейне-гидролаборатории. Роммелю нужно было назначить человека, который будет отвечать за это. Грунсфелд и другие бывалые «хабблонавты» снова порекомендовали меня. Я мечтал стать «хабблонавтом», одним из «джедаев», и я был удостоен этой чести и потрясен тем, что они считали меня своим. После непилотируемой миссии, моей работы в группе Шоу и обеспечения связи с Центром Годдарда они знали, что никто не был так близок к последней миссии обслуживания, как я. Роммель вызвал меня в свой офис и сказал, что я отвечаю за погружения. Основываясь на той работе, которую я проделал, и лидерских качествах, которые я продемонстрировал в отделе, он был уверен, что я могу быть специалистом по ВКД-1.

Из офиса Роммеля я вышел просто в шоке. В тот момент стать руководителем выхода в открытый космос и, возможно, вернуться к «Хабблу» — это было за гранью моих самых смелых фантазий. Это казалось более немыслимым, чем вообще стать астронавтом. В прошлом на моем пути вставали препятствия — когда я провалил квалификационный экзамен в МТИ или был признан негодным по состоянию здоровья Комиссией по отбору в астронавты, — но передо мной всегда оставалась хотя бы крошечная лазейка, чтобы бороться за свое возвращение. Однако после 109-й и гибели «Колумбии» сама мысль о еще одном полете к «Хабблу»… Мне казалось, что дверь закрыли, заколотили и покрасили. Мне сказали, что я недостаточно хорош. Мне сказали, что я не вернусь к «Хабблу», что у меня недостаточно квалификации, чтобы быть специалистом по ВКД-1. Потом произошла катастрофа с «Колумбией», и я опустился на самое дно. Но я продолжал напряженно работать. Мои друзья — Грунсфелд и другие «хабблонавты» — помогали мне и заставляли двигаться вперед. А теперь мои надежды и мечты сбывались. Я поднимался из пепла, и НАСА тоже.

Не могу сказать, что мне определенно пообещали место в экипаже экспедиции к «Хабблу», но у меня было такое ощущение, что мне есть что терять. Когда Роммель назначил меня ответственным за разработку процедур, он сказал: «Представь, что ты летишь в экспедицию. Кого бы ты хотел видеть рядом с собой?» У меня появилась возможность выбрать команду своей мечты — ну, более или менее. Я взял несколько ветеранов-«хабблонавтов», таких как Джо Таннер и Рик Линнехан. Также я взял пару новичков, которые еще не летали в космос, но мне нравилось, как они работают. Одним из них был Дрю Фьюстел. Другим — Майкл Гуд, которого мы прозвали Буэно. Буэно был штурманом ВВС, лишенным всяких сантиментов настоящим военным, будто сошедшим со страниц книг. Фьюстел был расслабленным и вальяжным. Буэно — твердым как скала. Они хорошо дополняли друг друга.

Управление рукой-манипулятором во время наших тренировок я доверил Меган МакАртур, которую знал с тех пор, как был ее наставником во время ее подготовки как оператора связи. Большинство астронавтов подают в НАСА заявление о приеме три или четыре раза, и их принимают где-то после 35 лет. Меган взяли с первой попытки. Ей было 28, и она еще не получила докторскую степень. НАСА очень хотелось ее заполучить, и, когда мы познакомились, я понял почему. Она была одним из самых умных и одаренных людей, которых я когда-либо встречал, и с ней великолепно работалось. С Меган было всегда весело. Она стала для меня младшей сестрой, которой у меня никогда не было.

В этой команде оставалось заполнить только одну вакансию. Я хотел Грунсфелда, но тут Роммель был не согласен со мной. Грунсфелд уже летал несколько раз, а Роммеля заставляли менять людей. У Кента было на примете три кандидата. Все они были хорошими астронавтами, но они не знали «Хаббл». Роммель объяснил необходимость назначения одного из них и спросил, что я думаю по этому поводу. Я сказал: «Если надо пойти выпить пива, то возьми одного из этих ребят. Но если ты хочешь отремонтировать телескоп, возьми Джона Грунсфелда». И мы взяли Грунсфелда. Джон замолвил за меня словечко, когда назначали 109-ю, а теперь настала моя очередь сделать то же самое для него. Это было правильно, и, даже если оставить в стороне мое отношение к нему, он был самым подходящим для этой работы человеком.

Первую серию разработки процедур мы завершили в феврале 2006 г., вторую — в апреле. В июле улетела STS-121, и это был большой успех. Проблемы с теплоизоляцией внешнего топливного бака были решены, протоколы осмотра отработали гладко, и экипаж благополучно вернулся домой. В сентябре улетела STS-115, и полет также прошел великолепно. Через четыре года после гибели «Колумбии» программа Space Shuttle снова заработала. Полеты по сборке МКС были возобновлены. Дело пошло. Теперь мы только ждали, когда нам скажут, что мы возвращаемся к «Хабблу».

В сентябре Стив Линдси, который был командиром STS-121, сменил Роммеля на посту главы Отдела астронавтов. Он назначил встречу со мной и Грунсфелдом, чтобы сообщить нам свежую информацию по поводу экспедиции обслуживания. На встречу мы пришли немного взволнованные. В тот момент, несмотря на всю уверенность, которую мы ощущали, мы все еще не знали, состоится ли этот полет. Назначения в космические полеты всегда неопределенны. Все может измениться, особенно когда приходит новый глава Отдела астронавтов. Возможно, у старого начальника были планы, но новый хочет от них отказаться и начать все заново. Даже когда полет уже заявлен, тебя могут исключить из экипажа по самым разным причинам. Ничего нельзя сказать определенно до того, как заработают ракетные двигатели. Вот тогда ты точно будешь знать, что куда-то летишь.

Мы рассказали Линдси о том, какие ресурсы, по нашему мнению, будут нужны, как мы оцениваем риски, и детально объяснили ему всю ситуацию. Он начал говорить, что общественность обязательно заинтересуется миссией из-за ее опасности. «Когда это выяснится, будет много публикаций, — сказал он. — Это будет самый опасный полет за всю историю программы Space Shuttle, и пресса подхватит это и раздует целую историю». Он сказал, что мы должны подготовить наших родных к тому, что они услышат все это из СМИ. Подготовить родных? Должно быть, мы с Грунсфелдом выглядели несколько растерянными. В какой-то момент Линдси остановился, посмотрел на нас и сказал: «Ребята, ну вы же знаете, что вы в экипаже, верно?»

После встречи Грунсфелд зашел в мой кабинет, широко улыбаясь, и сказал: «Ты понимаешь, что только что случилось? Он назначил нас на «Хаббл»!» Больше года мы работали на экспедицию, которой официально не существовало. Теперь мы были назначены в полет, о котором сказали совершенно официально. Это было сделано не так, как делалось обычно, но в том, как готовилась эта миссия, вообще было мало обычного.