Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола. 1962-1987 - Энди Уорхол

Расшифровка выполнена составителем этой книги вместе с Грегом Пирсом и Джералин Хаксли из Музея Энди Уорхола. Целиком она публикуется впервые.

КГ

Уорхол «О чем мне говорить? О чем говорить? Мне никто не говорил, о чем говорить».

(Пауза.)

«Ну-у, э… В смысле, как я написал письмо Ман Рэю?»

«А-а».

«Ну-у… Ман Рэй – тот чудесный человек, которому, э-э… которому, э-э… это Люциано… Люциано Ансельмино меня ему представил. И он был, э-э… такой хорошенький. Он сфотографировал меня, а я сфотографировал его, а потом он еще раз сфотографировал меня, а я еще раз сфотографировал его, а он еще раз сфотографировал меня, а я еще раз сфотографировал его, а он еще раз сфотографировал меня, а я еще раз сфотографировал его, а он еще раз сфотографировал меня, а потом я – его, а потом я один раз сфотографировал Дино, а потом Дино один раз – меня, а потом я еще раз сфотографировал Дино, а потом Дино сфотографировал меня и Ман Рэя. А потом Ман Рэй сфотографировал один раз меня с Дино. А потом Дино еще раз сфотографировал Ман Рэя со мной. А потом я сфотографировал Люция… Люциано. А потом Люциано сфотографировал меня с Ман Рэем. А потом Ман Рэй сфотографировал, э-э… меня с Дино и Люциано. И, кажется, тогда пришла его жена. И тогда… и тогда он сфотографировал Фреда Хьюза. А потом опять сфотографировал меня. А я еще раз снял его на “Полароид”. А еще у нас была Super X… камера… “семьдесят”… Super 70-X… э-э… И потом я сфотографировал… э-э… А потом я еще раз сфотографировал Ман Рэя, а потом еще раз Ман Рэя, а потом еще раз Ман Рэя. А потом сделал еще один кадр моей… э-э… э-э… моей прикольной камерой. Как она называется? Ну, та прикольная камера? Она называется… э-э-э… портретная камера. Итак, я еще раз сфотографировал Ман Рэя, и еще раз сфотографировал Ман Рэя, и еще раз сфотографировал Ман Рэя. А потом, кажется, он расписался на одной… одной из этих фотографий. А потом я еще раз сфотографировал Ман Рэя. Я еще раз сфотографировал Ман Рэя, сделал еще один полароидный портрет Ман Рэя, и еще один полароидный портрет Ман Рэя, еще один полароидный портрет Ман Рэя, а потом еще один полароидный портрет Ман Рэя, а потом я сделал еще один полароидный портрет Ман Рэя, а потом я сделал еще один полароидный портрет Ман Рэя. А потом я сделал еще один портрет. А потом, кажется, он сделал еще один мой портрет, а потом подписал этот портрет для меня, и я положил его в свою… в свою хозяйственную сумку Brownie. А потом я просто должен был вернуться, чтобы еще раз взглянуть на сиденье унитаза, потому что это была лучшая вещь во всей квартире. И, э-э… если бы Люциано любил меня по-настоящему, он бы раздобыл мне это сиденье от унитаза».

«Сейчас мы прервемся для идентификации».

(Пауза.)

«Хорошо. Продолжаем. Это… Я тут вспомнил. Я, э-э… уронил свою камеру, и мне пришлось за ней нагнуться, и тогда я подумал: ну-у, ничего себе, ведь это же Ман Рэй. Я хочу сказать, я же любил его только за его имя, если честно. Это было единственное… Я думал, что самое лучшее в нем – его имя. Пока с ним не познакомился. И, э-э… Имя у него было – лучше всех. Ну-у, я… я… Просто такая у меня была мысль, и вообще-то я один раз его видел… э-э… Кажется, он написал книгу. И он… он… он, э-э… Он сказал, что он из Филадельфии и что свое имя он придумал, и тогда я страшно разочаровался, потому что выяснил, что его фамилия… э-э… Шварц… и, э-э… э-э… мне сейчас здесь сказали, что его фамилия Рабинович[149]. И, э-э… И тогда я еще раз его сфотографировал. И еще раз его сфотографировал. И, кажется, я еще раз его сфотографировал. И еще раз, и еще раз, и еще раз. Потом мне пришлось сменить каме… пленку, потому что на пленке было восемь… восемь кадров, и тогда я ее вставил, и выдернул ту черную штучку, и тогда я сфотографировал его еще раз, и еще раз, и еще раз, а потом добавил электрическую лампу и сделал еще одно фото, и еще одно фото, и еще одно фото, и еще одно фото, и еще одно фото, и еще одно фото, а потом я вставил… Так я отснял восемь фото. А потом мне снова пришлось сменить камеру, и я взял SX-70, и вставил в нее новую пленку, и отснял десять… этой я отснял десять кадров, а потом он засунул в рот сигару, потому что Люциано дал ему сигару, а он любил курить сигары. Кажется, они дружили, потому что Люциано приносил ему самые лучшие сигары и, э-э… самые лучшие в городе. И вообще-то сигара была больше него, потому что он… он сильно… он был весь согбенный… И… или, может быть, очень… Он выглядел так, словно кайфовал всю жизнь, но, э-э… Наверно, так казалось только потому, что он весь согбенный. А потом я дал ему, э-э… Я вставил еще одну… Я отснял десять, э-э… кадров на SX-70, а потом снял, э-э… перешел на портретную камеру, и, э-э… Я заставил его выкурить сигару, а потом сделал еще четыре кадра и добавил еще несколько ламп, а потом я снял… я снял еще четыре кадра и, э-э… добавил еще несколько ламп, а потом еще несколько. А потом Дино сделал еще несколько кадров и, э-э… Это было по-настоящему весело. И, э-э… а у Ман Рэя была красивая-красивая, э-э… жена. Боже. И, э-э… он был такая прелесть. И, э-э…»

«И, э-э… Мы, э-э…»

Гленн О’Брайен

Июнь 1977 года

High Times. 24 августа 1977 года

Это интервью было взято на третьей Фабрике, на Бродвее, дом 860, вероятно, в начале июня 1977 года. С 1970 года до конца 1973-го я был главным редактором журнала Энди Уорхола Interview, а потом перешел в Rolling Stone. После краткого и странного периода работы в этом журнале я прожил год в Чикаго, где трудился в Playboy. В 1976 году вернулся в Нью-Йорк, возобновил отношения с прежними друзьями на Фабрике. В тот момент я работал редактором High Times и предложил напечатать там большую статью об Энди. Он охотно согласился.

Интервью длилось примерно девяносто минут – уместилось на одной аудиокассете. Я заранее обдумал некоторые вопросы, которые хотел задать, например: «Вы самый богатый из художников?», но в основном интервью было сымпровизировано. В тот день Энди был во «включенном» состоянии, не было необходимости донимать его наводящими вопросами. Мне не нравится подход к интервью в Playboy, когда на одно интервью уходит несколько дней, а текст собирают из фрагментов после расшифровки многочасовых записей; у нас получился нормальный разговор в реальном времени. По-моему, тут соблюдены все аристотелевские единства, разговор в реальном времени, естественный.

Мы разговаривали в обитом панелями «зале правления», куда все время заглядывали сотрудники – приходили и уходили, в том числе Фред Хьюз, Кэтрин Гиннесс, Боб Колачелло и Ронни Кутроне. Время от времени нас прерывали, поскольку рабочий процесс на Фабрике шел своим чередом. Тогда мы ставили диктофон на паузу. Но на телефонные звонки Энди не отвечал. Отвечал лишь на вопросы сотрудников, когда те заглядывали в дверь. Для него это был нормальный способ давать интервью, более подходящий, чем сосредотачиваться в тишине, наедине с журналистом: в тишине он бы разнервничался. Если Энди не знал, что ответить журналисту, он мог переадресовать вопрос кому-нибудь из своих сотрудников: так у Энди проявляется чувство юмора.