Окно в Полночь - Дарья Гущина

Я вышла из бизнес-центра и под присмотром Ауши потопала домой. Ничего, ничего… Мы, писатели, не ищем лёгких путей. Мы любим в гамаке и стоя. И раз выбрал такой путь, раз любишь… Наслаждайся.

Мимо скандала на сей раз пронесло. Почти. Сайел увидел Аушу и возбудился так, что про меня забыл. С минуту саламандры гневно таращились друг на друга, а потом рвануло. И я сразу поспешила скрыться в спальне. Во-первых, они горели и плевались искрами. А во-вторых… Я очень люблю русский язык, но мои гости перещеголяли грузчиков и сапожников вместе взятых. А много хорошего — тоже плохо. М-да, не только таджики и китайцы первым делом осваивают богатый пласт инвективной русской лексики…

Пока они цапались, я переоделась, помыла руки, покормила кота и поужинала. Час прошёл, а эти двое шипели и, похоже, замолкать не собирались. Я вооружилась чашкой чая и пошла «тушить пожар». У меня ещё дел куча, нефиг отвлекать.

— Так, заткнулись оба!

— Но эта!..

— Но этот!..

— Заткнулись, я сказала! Или идите ругаться на улицу!

— Она весь огонь выпила тогда!.. — возмутился Сайел. — И меня едва не выкачала, и силовые нити перебила! И как бы я тебя от серединного спасал, а, Васюта? Да если бы не эта, я бы раньше опасность учуял и быстрее его…

— Кушать всем хочется! А всех «если бы да кабы» не предусмотреть! Высказался и забыл!

— А он за тобой с рождения должен был присматривать! — «сдала» сородича Ауша. — За тобой и за Алевтиной! А он удрал, как только Евдокия умерла и привязка ослабла! Бросил вас с сестрой! Удрал, и к кому? К Игнату под крылышко! — и презрительно глянула на Сайела сверху вниз: — А теперь надоело в грязи валяться, да? Или накосячил так, что только прятаться и остаётся?

Ябеды.

— Ну, я бы к Игнату Матвеевичу под крылышко тоже удрала, — заметила я понимающе. — Он так обаятельно, искренне и доброжелательно охмуряет… Мне понравилось. Удрала бы, да. С удовольствием. Только вот принципы… — и сурово посмотрела на чёрную саламандру: — Высказалась и забыла!

— Но… — начали оба.

— Вон! — у меня лопнуло терпение. — Оба! Или из дома, или в спячку, или куда хотите! До полуночи — два часа, и я не собираюсь растаскивать вас по углам! И спать под ваши маты — тоже!

Рядом с пылающими сущностями я выглядела, прямо скажем, несолидно, но у меня другое преимущество — заговоренная хата. И кот. Баюн группой поддержки сидел рядом, задрав морду, и укоризненно шипел. Саламандры попыхтели, но заткнулись. Ауша, сухо попрощавшись, ушла сквозь дверь, а Сайел устремился к подсвечнику. А я — в постель. Нужно обдумать информацию… Но вместо размышлений я, едва завернулась в одеяло, вырубилась. Чтобы проснуться от тихого шёпота. Опять Валик?..

— Нет-нет, видно… нет… видно… а не должно… нет… не должно… — тихий женский смешок, и полубезумное: — Нет-нет-нет… — крадущиеся шаги по комнате и скрип передвигаемой мебели. — Нет, не то… Опять… Вот здесь… Да! Место!.. — и вновь довольный смешок: — Никто!.. Никто не поймёт!.. Не увидит!.. Не узнает!.. Я там была!.. Но никто… Никто! — и снова тихий смех.

Я вздрогнула, съежившись. Из-под кровати раздался мерзкий царапающий скрежет, и подо мной задрожал матрас. Я перекатилась на бок, не удержалась и свалилась на пол. И проснулась, стукнувшись затылком об пол. Чёрт знает, что… Выпуталась из одеяла и потёрла ушибленное. И удивленно прислушалась к бою часов. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Семь утра? Я проспала всю ночь — и никаких «героев»? Я снова посмотрела на кровать и содрогнулась, вспомнив скрежет. Будто там… царапали. Писали?..

«Квартира Дусина многое бы объяснила, все ответы — там», — указал Игнат Матвеевич.

Включив свет, я вооружилась зажигалкой и храбро полезла под кровать. Ведь хотела после подвальных находок проверить мебель в квартире… Под кроватью — темно и пыльно. И откуда она только берётся, и чуть больше недели после уборки прошло… Фонарик на зажигалке был слабенький, но слова я разобрала — кривые угловатые буквы, нацарапанные ножом на досках. На чем я сплю, а… Неудивительно, что кошмары одолевают.

— Васют? — проснулся Сайел. — Ты где?

— Здесь, — отозвалась из-под кровати, помедлив. Хотя… — Сай, можешь посветить?

В полумраке рассыпались белые искры, и саламандр просочился ко мне. Лёг рядом на спину, и тьма сменилась ровным тёплым светом.

— А это что такое? — удивлённо уставился на надпись и, запинаясь, прочитал: — «Я не был мёртв, и жив я не был тоже…»

— Это, друг мой, Данте, — я перекинула через плечо косу и тоже улеглась, положив руки за голову. — Цитата из «Божественной комедии».

— И что?

— «Я не был мёртв, и жив я не был тоже…», — повторила я задумчиво. Сколько же бабушка мучилась, пока писала… — Что-что… Межмирье это. Очевидное и невероятное. Где ещё можно быть и не живым, и не мёртвым, не умирать, но и не жить?

«Никто не увидит и не узнает…» Надо обследовать мебель. Сон явно в руку. Я выползла из-под кровати и ринулась изучать стулья, шкафы и столы.

— Надеюсь, ты паркет с обоями отдирать не собираешься?

Вопрос застал врасплох. Писатель всегда в поиске. И он всегда будет писать. И писать, где угодно и на чём угодно. Идеи часто застают врасплох, и писать приходится там, где настигнет. А уж если хочется спрятать записи так, чтобы никто не догадался…

— А это мысль…

Не зря Игнат Матвеевич рвался именно в квартиру. Когда я сюда въезжала, стены закрывали газетные полосы, а мне было лень их отдирать. И мы с папой и Алькой наклеили новые обои поверх «газетных». Интересно, а есть ли что-то под ними?

— Записи на обоях? Никогда бы не подумал…

— Я тоже.

— Хотя сама пишешь на салфетках и туалетной бумаге?

— У всех творческих людей — свои причуды, — я тщательно обследовала круглый кухонный стол. Сверху — ничего, а вот снизу…

— Сай, ты мне нужен как мужчина. Будь добр, переверни стол.

— Я полезен и как саламандр. Может, посветить, и хватит?

— Нет, переворачивай! Тут в щелях что-то есть.

Кажется, щели топором прорубали… А ведь я несколько раз стол мыла и ничего не замечала!.. Я принесла пинцет и выудила из деревянных прорех клочки бумаги. М-да, бабуля… Что же с тобой сделали, если у тебя так снесло крышу?.. Неожиданный утренний квест… Я сложила клочки бумаги один к одному, по линиям разрыва. Получилась страница. Первая страница эпилога, ибо последняя глава, украденная у Иннокентия Матвеевича, рассказывала о последнем же испытании. А вот после…

— Что написано?