Миф страны эдельвейсов - Антон Леонтьев

Сегодня едва не утонула. Вот как это произошло. После восьми суток в Атлантике мы пришли во временный порт Картье – он работает не круглый год, а посезонно. Официальное разрешение выйти на берег от властей долго не поступало, поэтому решились на вылазку своими силами. Капитан-наставник, радист, электромеханик и я сошли на берег – наконец-то под ногами твердая земля! Уже вечерело, мы решили далеко не уходить, тем более что в Картье смотреть нечего. Прогулялись вдоль скалистого берега, оказались на крошечном полуостровке, где, чтобы согреться, развели костер. Стали выпивать и закусывать, мужчины в особенности налегали на спиртное, так что у меня одной сохранилось трезвое восприятие действительности. К своему ужасу, я заметила, что полуостровок, на котором мы находимся, становится все меньше и меньше и грозит превратиться в остров – начался прилив, отрезавший нас от береговой линии. Я попыталась обратить внимание мужчин на тревожащий факт, но они и слушать меня не хотели. Только спустя минут сорок электромеханик наконец-то внял моим уговорам и, оглядевшись, понял, что мы находимся в очень неприятном положении – нас уже со всех сторон окружал океан. Мужчины, протрезвев, начали бурно совещаться, что делать – остаться на крошечном клочке суши на ночь и переждать прилив или добираться по воде к далекому берегу. Они склонялись к тому, чтобы остаться – считали себя опытными моряками и пытались занизить опасность. Я же, как наиболее трезвая и, возможно, трусливая, заявила, что оставаться – огромная глупость, не исключено, что через час-другой весь островок окажется под водой. Поэтому мы решили пробираться к берегу. Пошли по ледяной океанской воде – температура была вряд ли выше нескольких градусов. Я как медик знала, что достаточно недолгого пребывания в такой воде, чтобы умереть. Вода сначала была по колено, потом по пояс, затем по грудь и, наконец, стало по горло. Иногда приходилось плыть, что делать в пальто очень неудобно. Это были самые страшные минуты моей жизни! Берега практически не видно, только где-то вдалеке блестит глаз маяка да темнеют громады скал. Но я ни мгновения не сомневалась в том, что все завершится благополучно. В конце концов, мы выбрались на твердую землю, полностью мокрые, под пронизывающим ветром бросились обратно, на танкер. Как только оказалась в своей каюте, сразу же полезла под горячий душ. А потом нас ожидало по двести пятьдесят граммов коньяка из капитанских запасов. Только позже я поняла, что мы все были на волоске от смерти – как выяснилось, островок затопляет полностью, и глубина воды там во время прилива достигала пяти метров. Замешкайся мы там еще на двадцать-тридцать минут, то не сумели бы уйти по дну, и кто знает, удалось бы нам доплыть до берега в осенней одежде или нет. Капитан-наставник весь вечер удивлялся, называя меня «потрясающей женщиной». Особенно его поразило, что я не плакала и не впала в истерику, а, стиснув зубы, все время повторяла, подгоняя их, мужчин: «Вперед». Не меньше десяти раз повторил, что восхищается моим мужеством.

P.S. С капитанами мне вообще всегда везло – попадались умные и корректные. Нынешний, Егор Петрович Лялькин, как-то признался, что я – не по их ведомству, то есть слишком умна, ведь со мной нельзя расслабиться и «быть дураком». Такой вот своеобразный комплимент. Он же, правда, как-то заметил, что ему нравится во мне все, кроме волос: в его вкусе не брюнетки, а блондинки. Мы много с ним беседуем, в том числе и на отвлеченные темы. Он как-то дал мне подцензурный шедевр, называется «Мастер и Маргарита». Пришлось прочитать за ночь, но особого впечатления не произвело.

Всегда любила позднюю осень, но ноябрь в этом году заставляет плакать. Мы вернулись из очередного рейса в Канаду, у меня было четыре свободных дня. Ехать в Нерьяновск не имело смысла – не успею оказаться там, как придется возвращаться обратно. Поэтому решила сделать сюрприз Сереже и поехала к нему в Крым. Да, сюрприз, воистину, удался: застала его в родительском доме – но не одного, а с законной женой, Любочкой. Оказывается, они поженились около месяца назад, как выяснилось, в тот самый день, когда я едва не утонула. Это был для меня страшный удар, однако я не подала виду: пришлось принимать участие в непринужденной светской беседе, улыбаться и создавать впечатление, что все в полном порядке. Оказавшись на кухне со своим бывшим женихом, улучила несколько минут, чтобы поговорить с ним по душам. Сережа, ничуть не смущаясь присутствия в зале супруги, уверял, что любит только меня, а женился на Любочке фиктивно, только из-за квартиры и прописки в Симферополе. Похоже, прав был Булгаков, отметивший в «Мастере и Маргарите» (начав читать роман во второй раз, я поразилась тому, как много пропустила во время первого с ним знакомства, и поняла, что это – одна из самых гениальных книг, которые мне попадались), что москвичей (а я бы добавила, и вообще всех советских граждан) испортил квартирный вопрос. Вот она, цена безумной любви – прописка в Симферополе.

Сережа там же, на кухне, пытался обнять и поцеловать меня, но я ему не позволила. Вернулись в гостиную, где его родители и Любочка (молодая глуповатая девица со вздернутым носиком и голубыми глазками) обсуждали животрепещущую тему – появление на свет первенца. Любочка принялась с ненужными деталями излагать свои мечты – скольких детишек она хочет, какого пола и как их назовет. Сергей сидел, как в воду опущенный, однако ничего не возражал – надо же, всего пять минут назад он говорил, что брак фиктивный, никаких детей не планируется и самое позднее через год он разведется с Любочкой. Слушать ее лепет было выше моих сил, поэтому я распрощалась на ночь глядя – оставаться под одной крышей с молодоженами я не могла. Всю ночь провела на ногах, пытаясь совладать с чувствами. Было не столько больно, сколько обидно. В Новороссийске перед самым отплытием меня настигла открытка от Сережи – удивительно было узнать, что он, кажется, еще любит меня. Так и написал – кажется. Я вложила открытку в конверт, куда засунула и краткое письмо, в котором, во-первых, желала ему семейного счастья и кучи детишек с Любочкой, во-вторых, советовала не злоупотреблять словом «люблю», особенно в сочетании с «кажется», в-третьих, пожелала ему весело встретить годовщину революции. В качестве постскриптума добавила, что верю – очень скоро его заветная мечта исполнится, и он получит вожделенную прописку в Симферополе. И отослала ему, в Саки. Только когда мы оказались в бурной Атлантике, ощутила всю боль. Наверное, заниматься нечем, вот и думаешь о своих проблемах. Но Сергей остался в прошлом – я вычеркнула его из своей жизни.

Наверное, чтобы быстрее забыть столь неприятное расставание с Сергеем и доказать самой себе, что он – далеко не единственный мужчина в моей жизни, я приняла ухаживания соседа по каюте справа, третьего механика Володи Шустрого. Да, такая у него фамилия – Шустрый, и она ему очень подходит. Вообще-то Володя совсем не в моем вкусе – мне всегда нравились мужчины высокие, атлетического телосложения, а он – небольшой, коренастый, однако сексуальная энергия так и бьет из него ключом. Особенно запоминаются его темно-синие глаза. Не курит, пьет мало, следит за фигурой и здоровьем – интересный экземпляр для меня как медика, потому что подавляющая часть мужчин на танкере ведет себя совершенно по-другому. Может, этим и объясняется то, что я приняла недвусмысленные знаки внимания с его стороны. Ни о какой любви в высокопарном понимании нет и речи – исключительно любовь в физиологическом смысле. Про себя называю его «постельным мальчиком», что, однако, мой большой секрет.