Схватка за Амур - Станислав Федотов

Он затушил остаток сигариллы и снова заглянул в спальню. Бедная девочка только-только начала отходить от шока, вызванного утратой беременности. Мечтала нарожать кучу детишек, а не успела даже порадоваться первому зачатию. Но ничего, будут еще дети. Будут! Вон, среди отобранных в Петровское мастеровых пятеро семейных – с женами, детьми, у одного, Степана Решетникова, еще и мать-старуха, у другого, Евдокима Вознюка, внучка маленькая, отец которой пропал в тайге. Однако живут же, честно трудятся, служат, рожают и не пугают их ни дикость края, ни страшные зимы, ни зверье за околицей. А теперь вот отправляются с ним в совершенно неведомый край, где от них в высшей степени потребуются стойкость, мужество, вера в начатое дело и в своего начальника. А вера будет только тогда, когда сам начальник и его семья станут для них примером во всем – от мелочи до самого высокого, от строжайшей дисциплины до любви к Отечеству.

И его чудо златокудрое, хрупкое, почти эфемерное существо, уже показало степень своей стойкости и любви. Едва лишь он заговорил о том, чтобы Катенька осталась в Охотске, чтобы отлежаться, прийти в себя, а потом вернуться в Иркутск, как услышал в ответ твердое: «Нет!» Оно было сказано слабым голосом, на осунувшемся, бледном до голубизны, личике горели бездонные глаза, исхудавшие руки теребили край грубого суконного покрывала, но в твердости этого «нет!» он не сомневался ни секунды. Все остальные слова о том, что она никуда от мужа не уедет, что ни о каком Охотске или Иркутске и речи быть не может – куда муж, туда и она, были только подтверждением уже коротко и ясно сказанного.

И Геннадий Иванович в который раз, а теперь с особенной остротой, ощутил, как же ему повезло с женой, и возблагодарил Господа Бога за такой бесценный подарок. Как она тогда сказала? «За родного человека я кого угодно порву в клочья»? Вот и он поступит так же, ибо роднее Катеньки у него никого нет и не будет.

2

До Аяна дошли хорошо. Как говорили старожилы, погода в июле даже на севере Охотского моря всегда стоит замечательная: тепло, солнечно, ветры умеренные, в основном норд-вест, то есть как раз попутные. Поэтому даже основательно нагруженный «Байкал» при полном парусном вооружении ходко шел вдоль берега на юг.

Пассажиры расположились на палубе, радуясь теплу и солнцу. Дети и многие взрослые прилипли к бортам, наблюдая за игрой дельфинов, сопровождавших корабль. Смех, визг, веселые крики, которым вторили многочисленные чайки, то и дело камнем падающие в воду, чтобы выхватить клювом из волны зазевавшуюся мелкую рыбешку.

Невельские гуляли по кораблю. Катенька уже совсем оправилась от болезни, посвежела и повеселела. Геннадий Иванович с удовольствием показывал ей все памятные по походу из Кронштадта в Петропавловск части и детали ставшего родным судна. У него были новый экипаж, другие капитан и офицеры, но Катеньке казалось, что оно помнит своего первого командира и радостно откликается на его воспоминания.

– Геннадий Иванович! – подошел к ним новый член экспедиции юный лейтенант Бошняк, прибывший как раз к отходу «Байкала». Невельской знал его по Балтике семнадцатилетним гардемарином и был несказанно рад новому товарищу и еще одному офицеру в своей команде. К тому же земляку, ибо Николай Константинович был родом тоже из Костромской губернии. Умный веселый и общительный красавец-лейтенант сразу стал общим любимцем, и кое-кто, в первую очередь женщины, стали называть его просто Колей. – Геннадий Иванович, капитан приглашает всех офицеров и вас с супругой в кают-компанию на «адмиральский час».

– Что это значит, Коля? – спросила Катенька.

– Это значит – «пора водку пить», – ответил за Бошняка Невельской. – Есть такая традиция у моряков – в одиннадцать часов принимать чарку водки и легонько закусывать. Кто не желает, может ограничиться чаем.

– Я водки не пью, – заявила Катенька с милой улыбкой, – а вот бокал легкого вина выпила бы с удовольствием.

– Это я мигом организую! – И Коля умчался. Невельские, улыбаясь, направились следом за ним.

В Аяне «Байкал» встречали начальник порта капитан-лейтенант Кашеваров, смуглый сорокалетний креол, сын русского и алеутки, и члены экспедиции прапорщик штурманского корпуса Воронин и приказчик Компании Березин. Еще на подходе к порту, перед поворотом вокруг мыса Савая, Невельской взглянул поверх косы на рейд – и сердце его сжалось: брига «Охотск» на рейде не оказалось. А ведь именно «Охотск», будучи значительно больше «Байкала», должен был взять на борт все грузы и людей экспедиции.

Встречающие с ходу добавили смятения в сердце Невельского: откуда-то в Аян пришли слухи, что в Петровском случилась беда: по наущению маньчжуров гиляки сожгли «Охотск» и все постройки, судьба поселенцев неизвестна. Кашеваров по настоянию Алексея Ивановича Воронина отправил на байдаре группу людей из состава экспедиции – для выяснения истины, но она пока не вернулась. Сам Воронин и Алексей Павлович Березин подготовили все нужное для отправки в Петровское, но что теперь делать – решать должен начальник экспедиции. «Байкал» уже загружен, что называется, «под завязку», а получится ли сделать два рейса – очень сомнительно: в августе начнутся штормы, и при большом количестве мелей и банок в юго-западной части Охотского моря передвижение там судов становится весьма и весьма опасным.

Невельской собрал в конторе фактории совещание руководящего состава экспедиции, на которое, естественно, пригласил и начальника порта, и командира «Байкала» Алексея Порфирьевича Семенова. Хотела присутствовать и Екатерина Ивановна, но муж настойчиво посоветовал ей прогуляться с Авдотьей по Аяну – посмотреть, как люди живут, опыта северной жизни поднабраться, и она не стала перечить.

В маленькой конторе собрались девять человек – офицеры, прикомандированные к экспедиции приказчики, доктор и горный мастер.

– Господа, – первым начал Невельской. – Мы оказались в экстраординарном положении. Ситуация всем известна, поэтому излагать ее не буду. Прошу высказываться, как на корабле, начиная с младших по чину офицеров, потом гражданские – кто пожелает. У нас два прапорщика, кто первый?

Встал молодой топограф Петр Попов.

– Я предлагаю сделать два рейса на «Байкале». И первым рейсом отправляться немедленно. Тогда второй может прийтись на начало августа и авось пройдет прежде шторма.

Прапорщик Воронин, а затем и лейтенант Бошняк поддержали его.

Оба приказчика, и Березин, и Боуров, выразили сомнение, заявив, что опыт показывает – штормы могут начаться раньше, с хребта Джугджура могут задуть шквалистые ветры и посадить «Байкал» на мель.

Командир «Байкала» соглашался рискнуть при условии, что руководство на время плавания возьмет на себя Невельской.

Остальные промолчали, выжидательно глядя на начальника экспедиции.

– Ну, что ж, – поднялся Невельской, – решение буду принимать я. Что мы знаем о ситуации в Петровском? Последнее письмо оттуда, от Дмитрия Ивановича Орлова, я получил восемь месяцев назад. Он писал о полном спокойствии, о дружественных отношениях с гиляками, о том, как они помогают с продовольствием, не выказывал никакой тревоги по поводу маньчжуров или китайцев. Не думаю, что за прошедшее время что-либо могло кардинально измениться. А вот «Байкалу» попасть в шторм и сесть на мель смерти подобно. Поэтому считаю возможным подождать первого же зашедшего в Аян судна и идти в Петровское сразу двумя бортами. Александр Филиппович, – обратился он к Кашеварову, – вы ожидаете какой-то корабль из Ново-Архангельска?