Штамм. Книга 3. Вечная ночь - Чак Хоган

— Ошибаешься. Я уже давно убийца. И в отличие от тебя, я убиваю не нажатием кнопки или приказом. Я убиваю вот так. Своими руками. Лично.

Серебряный клинок прикоснулся к горлу Барнса над трахеей. Эверетт вывернулся, спасаясь от клинка.

— Но, — Эф немного отодвинул меч от горла Барнса, — к счастью для тебя, ты все еще можешь быть мне полезен. Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня. И ты это сделаешь. Кивни в знак согласия.

Эф дернул голову Барнса, имитируя кивок.

— Хорошо. А теперь слушай внимательно. Меня там за дверью ждут люди. Ты понимаешь? Ты достаточно трезв, чтобы запомнить это. Слышь, ты, «бренди Александр»?

Барнс кивнул. На этот раз самостоятельно. Конечно, сейчас он бы согласился на что угодно.

— Я пришел, чтобы сделать тебе предложение. Ты даже выиграешь на нем. Я пришел сказать тебе вот что: отправляйся к Владыке и доложи, что я согласен обменять «Окцидо люмен» на сына. Хорошо понял?

— Уж в чем в чем, а в предательстве я разбираюсь, Эф, — сказал Барнс.

— Можешь даже стать героем. Можешь сказать, что я пришел убить тебя, но передумал, решил предать своих соратников и предложить тебе сделку. Можешь сказать, что именно ты убедил меня принять его предложение и сам вызвался сообщить о нем Владыке.

— А остальные знают?..

Эмоции хлынули наружу — слезы покатились из глаз Эфа.

— Они считают, что я с ними, так и есть… но речь идет о моем сыне.

Переживания переполняли сердце Эфраима Гудвезера. Голова кружилась, он был сам не свой…

— Просто передай Владыке, что я принимаю его предложение. Что я говорю искренне. И ты передашь ему книгу. Ради моего сына…

— Да, да… конечно. Это вполне понятно…

Эф схватил Барнса за волосы, запрокинул его голову, снова съездил ему. Два раза — кулаком по челюсти. Хрустнул еще один зуб.

— Мне не нужно твое сочувствие, скотина. Ты должен передать послание. Понял? Я так или иначе добуду «Люмен» и сообщу, что готов доставить его Владыке, может быть, опять же через тебя.

Эф отпустил волосы Барнса. Тот понял, что его не убьют и даже больше не будут бить.

— Я… слышал, что при Владыке есть мальчик… человеческий мальчик. Но я не знаю, зачем он ему…

Глаза Эфа засверкали.

— Его зовут Закария. Его похитили два года назад.

— Его похитила ваша жена Келли? — спросил Барнс. — Я ее видел. Вместе с Владыкой. Она… уже не та. Но думаю, все мы изменились.

— Некоторые даже стали кровососами, хотя их никто и не жалил… — Глаза Эфа остекленели и увлажнились. — Ты мерзавец и трус, и для меня стать таким, как ты, хуже смерти, но я не вижу другого выхода. Я должен спасти моего сына. Обязан.

Он снова ухватил Барнса покрепче.

— Это правильный выбор. Единственный. Для отца. Моего мальчика похитили, и выкуп за него — моя душа и судьба всего мира. И я готов заплатить эту цену. Я ее заплачу. Черт побери Владыку. И черт побери тебя.

Даже Барнс, который перешел на сторону вампиров, не мог не спрашивать себя, благоразумно ли заключать соглашения с Владыкой, существом, не связанным никакими нравственными ограничениями. С вирусом, к тому же прожорливым.

Но Барнс, конечно, ничего такого не сказал. Человек, который держал клинок у его горла, был низведен почти до нуля, точно резинка на кончике карандаша, которой хватило бы, только чтобы стереть одну последнюю букву.

— Ты сделаешь это, — уверенно сказал Эф.

— Можешь на меня рассчитывать, — кивнул Барнс.

Он попытался улыбнуться, но губы и десны слишком сильно распухли.

Эф смотрел на него еще одно долгое мгновение с выражением абсолютного отвращения на исхудавшем лице.

«И с этим человеком ты заключаешь соглашение».

Наконец он отбросил от себя Барнса, не выпуская меча, и двинулся к двери.

Барнс ухватился за спасенную шею, но не смог сдержать свой кровоточащий язык.

— Я все понимаю, Эфраим, — сказал он, — может быть, не хуже тебя.

Эф замер, развернулся под великолепной лепниной над дверным косяком.

— У каждого есть своя цена. Ты считаешь, что твоя беда благороднее моей, потому что твоя цена — благоденствие сына. Но для Владыки Зак не больше чем разменная монета. Мне жаль, что тебе потребовалось столько времени, чтобы понять это. Что тебе пришлось напрасно вынести столько страданий.

Эф стоял, ощерившись и глядя в пол, меч оттягивал его руку.

— А я могу только пожалеть, что ты не страдал больше…

Когда солнце подсвечивало пепельный фильтр небес (теперь это называлось днем), город вымирал. Вампиры исчезали, а улицы и здания освещались переливчатым миганием телевизионных экранов. Старые фильмы и дожди стали нормой. Черные кислотные дожди проливались с искалеченного неба жирными маслянистыми каплями. Экологический цикл работал по формуле «промыть и повторить», вот только грязная вода ничего не отмывала. Чтобы самоочиститься, ей требовались десятилетия (если только самоочистка вообще была возможна). А пока свечение города походило на восход, за которым никогда не наступал день.

Гус ждал у открытой двери автомастерской. Крим, этот изворотливый сукин сын, был вынужденным союзником. Как понял Гус, Крим приедет один, но это было не похоже на него, а потому Гус ему не поверил. Он предпринял кое-какие меры предосторожности, в том числе засунул сзади за ремень сверкающий пистолет «глок», которым разжился во время хаоса первых дней — ухватил в бывшем наркопритоне. А еще назначил встречу здесь — Крим вряд ли подозревает, что неподалеку под землей у Гуса есть лежбище.

Крим приехал на желтом «хаммере». Не говоря уже о бросающемся в глаза цвете, именно такого дурацкого хода Гус и ожидал: «хаммеры» известны своей прожорливостью, и использовать такой автомобиль во времена дефицита бензина по меньшей мере неразумно. Но Гус выбросил это из головы, потому что иного от Крима ждать не приходилось. И предсказуемость человека, который когда-то был его соперником, вполне устраивала Гуса.

Криму требовался большой автомобиль, чтобы втиснуть громадное тело в салон. При всех лишениях он почти сохранил прежние габариты, только теперь на нем не осталось ни одного лишнего грамма жира. Непостижимым образом он умудрялся добывать питание. И держаться на прежнем уровне. Глядя на Крима, Гус сделал вывод, что в налетах на вампирские склады «сапфиры» преуспели.

Вот только ни одного «сапфира» с ним теперь не было. По крайней мере, Гус их не видел.

Крим завел свой «хаммер» в гараж из-под дождливого неба, заглушил двигатель и выбрался с водительского сиденья. Изо рта торчал ломтик вяленого мяса, и он жевал его, будто толстую мясистую зубочистку. Серебряные фиксы сверкнули, когда он улыбнулся.