Последний мост - Марк Адамов

к саням. Он решил, что ответ на свой вопрос знать не хотел. В конце концов, Баланош уже был совсем близко, и дела там были куда важнее безглазого убийцы с тракта.

Глава 18. Дорогу верным

«Из всех жрецов я доверяю только жрицам любви. Молитвы им куда плодотворнее».

Касилиам Раскольник, «Моё отречение»

В тот день удача отвернулась от Ладаима. С первой двадцаткой леттов он распрощался уже за общим столом для игроков в кости в Замковом квартале. Казалось, сама Фарахшатаим решила его наказать и заставляла деревянные кубики ложиться на худший из шести боков. Долго Крысолов не продержался и вскоре покинул подвал невразчной кожевенной мастерской.

Играть в этом квартале Ладаиму не нравилось. Дело было даже не грубых стенах твердыни Содагара, что навязчиво виднелись меж лавок и домов. Тивалиец успел привыкнуть к «Свиному кабаку» и его игорному залу, пропахшему салом и пьяным азартом. Конечно, в Замковом квартале игроки были куда приличнее и трезвее, но всё вокруг — от точек на костях до свечей в деревянном канделябре — казалось чужим. Но и к старому столу он никак не мог вернуться после осенней заварушки с Бардоном.

Удача не в первый раз отворачивалась от Крысолова, но таких насмешек он не припоминал уже давно. Распрощавшись с остальными любителями костей, Ладаим направился в одно из немногих бассельских заведений, где иногда играли в Зверинец. Вот только и здесь его расчётливая тактика оказалась бессильна перед капризами Фарахшатаим. Святое Солнце давало ему знак, и Лис решил его принять.

Идти с опустевшей мошной оказалось лишь тяжелее. Крысолову казалось, что Бассель за этот вечер разросся, ибо поход к «Пёсьей Морде» занял слишком долго. Шёл он кратчайшим путём — от моста в Замок по прямой мимо Собора и дальше — через Мясницкие улицы.

Для Лис быстрая дорога не всегда была лучшей. Иной раз Ладаим бы отправился безымянными переулками вдали от посторонних глаз, но сейчас ему было спокойнее на виду у остального города. Крысолов старался остаться верным своему привычному образу жизни, хотя в последние четыре дня даже внешнее спокойствие давалось ему немалой ценой.

«Привет, Крысолов! Если ты это читаешь, то читать ты, собственно, не разучился. Это хорошо. Я уехал на заказ в Баланош, и есть большой шанс, что вернусь я не скоро. Может, больше и не увидимся. В последние луны мы друг друга не понимали, но сейчас тебе лучше мне поверить. Верные нас пасут. Они уже забрали Налима с Живодёром и на них дело точно не кончится. Они ищут по тавернам, вынюхивают, убивают. Не дай им добраться до тебя, Крысолов. Как вернусь — проверю.

Твой,

Химера».

Ладаим несколько раз перечитал неровные строки на пожухлом листе, который Ним вручила ему очередным вечером в «Морде». В первый раз он фыркнул и убрал его в единственный карман плаща. Спустя чарку-другую Крысолов всё же достал письмо товарища вновь и с улыбкой просмотрел его. Третий раз настал тем же вечером, когда тивалиец растянулся на кровати в старом амбаре Биальда и Марвы.

Слишком многое указывало на то, что письмо Химеры было правдой. Гибель двух Лис в одну луну не смог замолчать даже Коршун и, конечно, по Приюту поползли слухи. Правда, ни одна из версий остальных товарищей не походила на уверения Вариона.

Той ночью, что шла сразу после Большого Новолуния, Крысолов нашёл в себе силы поверить другу. Ему помогло невзрачное лицо кудрявой женщины с перебитым носом и хищным взглядом. Ладаим уже несколько раз видел её среди зрителей, наблюдавших за его неудачами в Замковом квартале. Подозрительная дама всегда появлялась в зале вместе с тивалийцем и теряла всякий интерес к игре, едва он собирался уходить.

Наверное, она думала, что останется незамеченной в своей мешковатой накидке и грязной рубашке с заплатками по всей груди. Сотни, тысячи таких же женщин бродили по Басселю, торговались на рынках и гоняли соседских гусей со своего двора. Вот только она запомнилась Ладаиму. Его зацепил взгляд дамы, в котором не было присущей остальным горожанкам простоты. Тивалиец ощущал её холод, смешанный с безграничной уверенностью в себе. Что-то подобное он видел только в глазах Лис.

Крысолов прозвал свою преследовательницу Пастушкой. Три вечера подряд она возвращалась в игорную комнату кожевенной мастерской, а на четвёртый как бы невзначай прогуливалась по Застенью. Ладаим боролся с желанием заговорить с ней, отвести за ближайший сарай и выдавить все ответы из её глотки. Вот только Пастушка не давала ему такой возможности, оставаясь на виду у ближайших стражников и толп горожан.

Вскоре она перешла все границы и заявилась в «Пёсью Морду». Нахалка уселась в самой середине зала и даже успела познакомиться с завсегдатаями. Как ни в чём не бывало она попивала разбавленное пиво и хрустела шкварками, лишь изредка бросая взгляд на Лиса. Такая наглость задела Ладаима, и он едва сдержался, чтобы не устроить разборки прямо в заведении. Лишь чудо по имени Нималия остановило его и убедило присмотреться к таинственной преследовательнице.

В этот раз тивалиец вновь сделал круг по зловонным окрестностям «Морды», чтобы запутать Пастушку. У этой части города даже не было названия. Расположилась она на краю Мясницкого квартала, прямо под городской стеной.

Для Ладаима в этом месте не было ничего примечательного. Помимо «Морды», найти здесь можно было разве что бедняцкие мастерские и единственный бордель, в который даже Химера не сунулся бы.

Тивалиец остановился, и ухмылка сама проявилась на его лице при мысли о товарище. Он всё так же был зол на Вариона. За историю с Броспего, за погром в Яголле и за его помешательство на Кранце и Настоятеле. Вот только злость эта всё чаще уступала место грусти. Ладаим поймал себя на том, что всё чаще искал повод упомянуть Химеру в разговоре.

Крысолов решил, что выглядит довольно странно, замерев с глупой ухмылкой у входа в чью-то хибару. Он поспешил скрыться, пока не объявился хозяин, и вернулся на единственную освещённую улицу Предстенья.

В «Пёсьей Морде» снова было громко. Ладаим протиснулся меж пляшущих верзил, что забрызгали всех брагой в пьяном порыве. Привычный столик ожидал в дальнем углу, вот только идти туда пришлось почти наощупь: очередной умник раскурил дурман прямо в зале, за что Вийм теперь и тащил его к выходу под гул толпы.

Крысолов занял неудобную, но столь родную табуретку, и быстро нашёл кудрявую фигуру Пастушки даже сквозь облако дурмана.