Гуру - Луиза О’Нилл

мужчинам из их компании. Ей не хотелось доставлять кому-либо неудобства. Она не хотела смущать кого-то слишком активными расспросами. Какая бы это была бестактность с ее стороны, весьма в духе американцев. Постепенно ее охватили подозрения, плотно обосновавшиеся в легких. Но она себе говорила, что сама в чем-то виновата, ведь была под кайфом той ночью. Переборщила с кетамином, поставила Габриэля в крайне неудобное положение в том клубе, постоянно заваливаясь навзничь и едва держась на ногах. Но и много позже, когда они все-таки расстались, а она прошла курс реабилитации, Сэм не хотела разрушать его жизнь. Он был хорошим парнем, он не был… не был таким. Поэтому она ничего никому не рассказала. Она наблюдала за тем, как он продолжил жить, познакомился с новой женщиной – более молодой, да и более красивой. Сэм задавалась вопросом, не проделал ли он и с этой девушкой то же самое, что и с ней, и не приходится ли теперь молчать и ей.

И в чем-то журналистка из «Пост» была права. Не посиделки за алкоголем с коллегами по «Блэкаут» привели к надругательству над Сэм. В эссе, которое она написала для «Шакти» на волне #MeToo, она поделилась далеко не всем. Оказаться в суде ей не хотелось, но, более того, она боялась, что никто ей не поверит, если бы она признала, что изнасиловал ее бойфренд, человек, которого она любила и которому она доверяла. Все вокруг громко рассуждают, что им нужна одна лишь правда, но не готовы принять истину во всей ее беспорядочной беспощадности. Истина часто звучит как выдуманный сюжет, переполненный внутренними противоречиями и излагаемый ненадежным рассказчиком. Сэм поведала миру полуправду, прекрасно понимая, что часть правды будет легче принять. «Некто изнасиловал меня» звучало более удобоваримо, чем «это сделал тот мужчина», «тот отец», «тот сын». Тот ведущий новостей, который лыбится на вас с экрана телевизора, тот музыкант, под песню которого вы танцевали первый танец на своей свадьбе. Чудовищ легче творить из безликих незнакомцев, чем из обычных добрячков, с которыми вы работаете бок о бок в офисе, которые вас пропускают вперед в очереди или которые придерживают вам дверь при входе в банк.

Сэм все еще не отфрендила в «Фейсбуке» некоторых мужчин из круга Габриэля. По какой-то причине она не могла с ними расстаться. Не один год она наблюдала, как они знакомились с женщинами и устраивали свадьбы под дождем конфетти в уютных церквушках во французской глубинке. У кого-то из этих парней теперь были дочери – девчушки в розовых бантиках и ленточках. С началом #MeToo эти мужчины разместили у себя на страничках длинные посты. Каждый из них, будучи «отцом девочек», посчитал важным подать голос на фоне общего движения. Сколько можно медлить? Когда же наконец женщины обретут полную свободу? Любой отец хочет, чтобы его дочери были в безопасности. Они же не слишком многого требуют, не правда ли?

Официантка поставила перед Сэм тарелочку с чеком.

– Мы закрываемся, – объявила женщина. Сэм помедлила у кассы, выжидая, пока распахнутся двери на кухню. Тот же повар, что и в прошлый раз, вышел, натягивая на себя ту же шерстяную куртку.

– На сегодня я все, дамы, – провозгласил он. И тут его взгляд остановился на Сэм: растрепанные светлые локоны, топ со спущенным плечом, обнажающий кремовую кожу, выступающие под тонкой тканью соски. Она выдержала его взгляд и наградила его медленно проступившей на губах улыбкой. Он вышел под звон дверного колокольчика. Она поспешила за ним, перебрасывая сумочку через плечо.

– Эй, – позвала она. Он круто развернулся в ее сторону. На лице у него читалось удивление.

– Что случилось? Вам нужна… – начал было спрашивать он. Вопросы прервало его собственное «уф», когда Сэм припечатала его к кирпичной стене снаружи дайнера. Снег сорвался с рифленой крыши и обрушился им на головы. Сэм сплела свой язык с его языком. Ее руки потянулись назад, неистово извиваясь в поиске его ягодиц. Она потерлась об него бедрами, пока не почувствовала его твердую плоть.

– В мою машину, – проговорила она. – Вон там…

– Хорошо, – пролепетал он, совсем ошарашенный. Она взяла его за руку и повела к машине, припаркованной на боковой улочке. Она приказала ему забраться первым на сиденье. Когда он уселся, она расстегнула ширинку на его джинсах, которые он поспешил приспустить. Его член пружиной взвился из боксеров. Она разместилась поверх него и задрала юбку до талии. Нижнего белья на ней не было. – У тебя есть… – запротестовал было он, но она сразу отрезала: – Я на таблетках. – И впустила его в себя, пока он не успел сказать что-то еще. Его лицо напряглось, и он простонал. Его пальцы крепче ухватились за ее плечи. Она так давно не занималась сексом, что в первый момент ощутила боль. Она поморщилась, но все же прижалась к нему, вдыхая запах жира его кожи и размазывая по подбородку липкий гель с его волос.

– Мать твою, – просипел он. – Черт возьми. – И, зажав бедра, кончил в нее. И она тому была рада, довольна, что все закончилось. Его дыхание замедлилось, а хватка ослабла. Сэм поглядела из окна. Снова валил снег.

– Ни хрена себе, – сказал он, смахивая пряди волос с ее лица, чтобы получше рассмотреть ее. – А ты очень хорошенькая. – У него были несколько близко посаженные глаза, а один зуб был посеревший и подгнивший. Она больше ни секунды не хотела находиться с ним рядом.

– Не напомнишь, как тебя зовут? – поинтересовался он.

– Я не называлась, – ответила она, соскальзывая с него. Обмякший член шлепнулся на его прыщавую ляжку. Сэм перегнулась через него и отворила ему дверцу. – Свободен, – сказала она.

Сэм вернулась домой одна, даже не включая радио. Музыку слушать ей совсем не хотелось. Не хватало еще, чтобы какая-то песня потом вечно напоминала ей об этом эпизоде жизни.

– Какая же ты мерзкая, – повторяла она вслух всю дорогу домой. Была в ней какая-то червоточинка. Многие годы она всеми силами старалась держаться подальше от мрака, но больше противиться ему она не смогла. Кровь в жилах бурлила, требуя, чтобы она загнала себя подальше в сумерки. – Посмотри на себя. Только погляди на себя. – Она уставилась на свое отражение в зеркале заднего вида, когда припарковалась у дома матери. Женщина со смазанным макияжем и сочащимся между ног семенем незнакомого человека. Можно было сколь угодно долго корчить из себя нечто особенное, но зеркало ясно отражало все, чем она была на самом деле.

В гостиной загорелась лампа, как только Сэм вставила ключ в дверь.