Призраки двадцатого века - Джо Хилл

— Должна же быть причина, почему ты вечно торчишь у Люка. Кроме самого Люка. — Потом она сказала: — Несколько дней назад Джейн заходила к нам. Продавала подписку на благотворительный журнал для своей церкви. Такая активная. Жаль, что у нее нет чувства юмора. Вот тебе мой совет: когда станешь чуть постарше, как бы нечаянно столкни Люка Редхилла в старый карьер. Несчастная Мелинда упадет в твои объятия, и вы вместе будете скорбеть по безвременно ушедшему другу. Скорбь бывает очень романтична. — Она взяла мою пустую тарелку и встала. — Найди себе маску. Включайся в игру.

Она поставила тарелку в раковину и вышла. Допив сок, я побрел в большую комнату вслед за ней, но успел лишь увидеть, как она приоткрывает дверь и скрывается в спальне. Там ее ждал тот, кого я принял за своего отца. Он по-прежнему был в маске из мятого льда, однако уже натянул джинсы. На мгновение, пока открывалась и закрывалась дверь, наши взгляды встретились — его глаза оставались бесстрастными и незнакомыми. Он по-хозяйски положил руку на бедро матери. Потом дверь закрылась, и они исчезли.

Я пошел в свою спальню, сел на кровать, сунул ноги в кроссовки. Под навесом крыши завывал ветер. Меня одолевали смутное беспокойство и скука, я хотел домой, не представлял, чем занять себя. Поднимаясь с койки, я глянул на зеленую маску из шелковых листьев. Она вновь была развернута лицом в комнату. Я взял ее, потер между пальцами, словно проверяя ее гладкость. Потом, почти безотчетно, я надел маску.

Мама сидела в гостиной, выйдя из душа.

— Это ты, — протянула она. — Вылитый Дионис. Или Пан. Нужно найти подходящее полотенце и сделать тебе симпатичную тогу.

— Ага, будет здорово. Пока не наступит переохлаждение.

— Да, сквозняки здесь сильные. Давай-ка разожжем камин. Правда, кому-то придется сходить в лес за сушняком.

— Ума не приложу, кто бы это мог быть.

— Подожди. Мы превратим это в игру. Будет очень интересно.

— Я не сомневаюсь. Что может быть интереснее, чем бродить утром по холодному лесу в поисках дров.

— Послушай. Главное — не сходи с тропы. В лесу реальна только тропа, остальное — иллюзия. Дети, которые сворачивают с тропы, теряются навсегда. А еще самое важное: нельзя, чтобы тебя увидел кто-нибудь, кроме людей в масках. Все, кто в масках, прячутся от карточных людей, как и мы.

— Если лес так опасен для детей, не лучше ли мне остаться дома, а тебе или папе — отправиться за дровами. Он вообще сегодня выйдет из спальни?

Но она качала головой:

— Взрослым нельзя в этот лес. Для людей моего возраста нет спасения даже на тропе. Я ее просто не увижу. Когда становишься взрослым, она для тебя пропадает. Я знаю про нее, потому что мы с твоим отцом гуляли по ней раньше, когда приезжали сюда в детстве. Только юные способны найти путь сквозь чудеса и иллюзии темного леса.

Под голубиного цвета небом было сыро и холодно. Я обошел дом по периметру, надеясь обнаружить поленницу дров. Когда я проходил мимо окна спальни, в стекло изнутри постучал мой отец. Я приблизился к окну, чтобы узнать, чего он хочет, и был немало удивлен собственным отражением: я до сих пор не снял маску из зеленых шелковых листьев и забыл о том, что она на мне.

Отец опустил верхнюю половину рамы и высунулся на улицу. Его лицо по-прежнему подминала под себя маска из прозрачного пластика. В льдисто-голубых глазах застыла отрешенность.

— Ты куда?

— Пройдусь по лесу. Мама послала меня за дровами для камина.

Он положил руки на край рамы и направил взгляд на двор. Он долго следил за тем, как ветер несет по траве листья цветы ржавчины.

— Как бы мне хотелось погулять по лесу.

— Так пойди и погуляй.

Он глянул на меня и улыбнулся, впервые за весь день.

— Нет. Не сейчас. Знаешь что? Ты иди, а я найду тебя попозже.

— Хорошо.

— Забавно. Как только уезжаешь из этого места, тут же забываешь, как… чисто здесь. Как пахнет воздух. — Он смотрел на траву и на озеро еще несколько секунд, затем повернул голову, поймал мой взгляд. — Забывается и многое другое. Джек. Послушай, мне бы не хотелось, чтобы ты забыл о…

У него за спиной в дальнем конце спальни открылась дверь. Отец замолчал. В дверях стояла мама. Она уже надела джинсы и свитер и теребила пальцами широкую пряжку на ремне.

— Мальчики, о чем разговор? — спросила она.

Папа не оглянулся на нее, а продолжал смотреть на меня, и под его новым лицом из мятого хрусталя я уловил то ли смущение, то ли досаду, словно его поймали на каком-то мелком обмане вроде жульничества в пасьянсе. И я вспомнил, как прошлым вечером мама провела пальцем по его губам, закрывая воображаемую «молнию». В голове моей возникла неприятная пустота и легкость. Мне подумалось, что передо мной разыгрывается очередной эпизод их нездоровой игры, и чем меньше я буду знать об этом, тем лучше.

— Ни о чем, — сказал я. — Я сказал папе, что иду погулять. Так я пошел. Гулять. — Я говорил это, одновременно пятясь от окна.

Мать кашлянула. Отец медленно поднял раму на место, не отводя от меня взгляда. Он повернул ручку замка и прижал ладонь к стеклу в прощальном жесте. Когда он отнял руку, на стекле остался ее отпечаток. Эта призрачная рука таяла у меня на глазах, пока не исчезла вовсе. Отец закрыл занавески.

Я почти сразу забыл о том, что меня отправили собирать дрова. Насколько я мог судить, родители просто хотели выпроводить меня из дома, чтобы им никто не мешал, и эта мысль раздражала меня. В самом начале тропинки я стянул с головы маску и повесил ее на первую попавшуюся ветку.

Я шагал, опустив голову и засунув руки в карманы куртки. Поначалу тропа бежала вдоль озера — за зарослями болиголова проглядывали осколки холодной синевы. Слишком занятый брюзгливыми размышлениями о том, почему родители не нашли способа уехать на озеро Биг-Кэт без меня, если так стремились поразвлечься, я не сразу заметил, что тропа повернула прочь от воды. Я не поднимал головы, пока не услышал приближающиеся звуки — стальной скрип, хруст нагруженной металлической рамы. Прямо передо мной тропа разделялась и с двух сторон огибала валун, размером и формой похожий на полузакопанный в вертикальном положении гроб. За валуном тропа сливалась воедино и убегала в сосны.

Непонятно отчего, я встревожился. То ли всему виной внезапный порыв ветра, заставивший деревья хлестать ветвями по небу. То ли мне передалось беспокойство опавшей листвы, прошелестевшей мимо моих щиколоток, словно она спешила убраться с моего пути. Я безотчетно присел за валуном спиной к камню, поджав колени к груди.

Через секунду из-за моего левого плеча появился мальчик — тот самый, что приснился мне ночью, и на том же старинном велосипеде. Он даже не взглянул в мою сторону. Он был так же одет в ночную сорочку. Белые ремни удерживали у него на спине два скромных белых крыла. Может быть, ночью я не заметил их из-за темноты. Он с шумом проехал мимо меня, и я успел разглядеть пухлые щеки в ямочках и белокурую челку. Его черты выражали спокойную уверенность, а взгляд был задумчивым и отстраненным. Я проследил за тем, как ловко он между камнями провел свой велосипед, напоминавший о фильмах Чаплина, повернул — и скрылся.