Червь - Джон Фаулз

В: Что же вы запнулись?

О: Боюсь, сэр, вы мне веры не дадите.

В: Плетей тебе дадут, если не перестанешь крутить. Так отдерут, как в жизни не дирали.

О: Как бы меня за правдивые слова тем же самым не отпотчевали. Что ж, делать нечего. Только уж вы, ваша честь, не забудьте: я всего-навсего передаю чужой рассказ. Очутились они, стало быть, в просторной пещере, и в пещере той горел костёр, а возле него трое: две богомерзкого вида карги и женщина помоложе. Смотрят на гостей с великой свирепостью, но видно, что ожидали. Ребекка вмиг поняла: ведьмы. Одна, молодая — та, что встретила их у пещеры, но теперь она была вся в чёрном и держала кузнечный мех. Другая сидела, имея по одну руку чёрную кошку, по другую — ворона, оба от неё ни на шаг. Третья же сучила нить на колёсной прялке. А позади них, сэр, стоял некто в чёрной епанче и маске: палач палачом. Из-под маски виднелся только рот да подбородок, и подбородок заметно, что чёрный, а губы толстые, арапские. И хоть прежде он ей только на единый миг и показался, Ребекка тотчас его узнала. А как узнала, так и поняла, какое страшное бедствие с ней содеялось. Потому что это, сэр, был не кто иной, как Сатана — Возлевол, как его чернь называет. Вот как я вас вижу — так же ясно и она его видела. Вскрикнула она с перепуга, и этот самый крик я и услышал. Хотела бежать — не тут-то было: Дик и Его Милость вцепились и тащат к костру. Там они остановились, и Его Милость заговорил на языке, которого она не разумела, но заметила, что держится он с величайшим почтением, словно предстоит перед наизнатнейшим лордом или самим государем. Сатана же ничего не отвечает и всё на неё смотрит: глазищи в прорезях маски будто рдяное пламя. И снова она порывалась бежать, но Дик и Его Милость хоть и стояли как заворожённые, однако ж из рук её не выпускали. Она и начни вполголоса творить молитву Господню, но так и не договорила, потому что молодая ведьма без единого слова уставила на неё палец, как бы уличала: знаю, мол, что ты там бормочешь. Подскочили к ней старухи и давай её теребить да щипать, точно кухарки курицу. Уж она и плакала, и пощады просила, а те, кто её держал, стоят истуканами и бровью не ведут. А хрычовки знай себе лапами хватают, да так безжалостно, словно не простые ведьмы, а из племени дикарей-конебалов. Смрад от них препротивнейший, как от козлищ. И чем громче она рыдала, тем пуще они теребили её и гоготали. А тем временем Сатана, желая лучше видеть их забавы, подобрался поближе.

В: Постойте-ка, Джонс. Поразмыслите и ответьте мне вот на что. За верное ли она знала, что перед ней предстал сам Сатана? Не был ли то человек, вздумавший для какой-либо причины принять на себя вид оного? Не была ли ей явлена обманная личина?

О: Этот самый вопрос, сэр, я ей делал не единожды. Но она стояла на своём. «Никаких, — говорит, — сомнений: сам Сатана во плоти. И это так же верно, как и то, что мы едем на коне, а не на другой какой скотине». Именно так и выразилась.

В: Добро. Только вот что я вам скажу, Джонс. По мне, этот вздор не заслуживает никакого вероятия. Потаскуха лгала вам в глаза.

О: Может и так, сэр. Я и сам не разберу, где тут правда, где ложь. Одно несомненно: без чудес не обошлось. Её как подменили — куда только девалась прежняя Ребекка.

В: Продолжайте.

О: А дальше, сэр… Срам да и только. Но придётся рассказать. Словом, её повергли наземь, а старые ведьмы приступили к своему повелителю и принялись услужать ему за камеристок, и скоро он стоял во всей своей наготе, явив напоказ демонскую свою похоть: вот-вот бросится. А она всё стенала и плакала, ей уже воображалось, что настал для неё Судный День, что это кара за былое распутство у мамаши Клейборн. Он же воздвигся над ней, чёрный, как Хам[113], и уже располагался исполнить то, к чему имел хотение. Дальше она ничего не помнила, потому как лишилась чувств и неведомо сколько времени пребывала без памяти. А придя в себя, обнаружила, что лежит у стены пещеры, куда её, должно быть, перенесли на руках или оттащили. Притом срамные части её терзала великая боль: знать, беспамятство не спасло её от жестокого поругания. Она чуть приоткрыла глаза и увидала такое, что усомнилась, не грезится ли ей: молодая ведьма и Его Милость стояли перед Дьяволом, ровно жених с невестой, только голые, а он не то совершал обряд венчания, не то кощунски его передразнивал: благословлял с глумливой ужимкой, подставлял для поцелуя своё седалище. А как сладили бесовское венчание по своему поганому чину, так тут же довершили дело телесным соединением. Повалились все до единого вокруг костра и предались непотребству, какое, как сказывают, обыкновенно творят ведьмы на своих шабашах.

В: Как, и Его Милость с ними?

О: Да, сэр. И Дьявол, и его челядь, и Дик, и хозяин — все, сэр. А Его Милость — уж вы не прогневайтесь — от недуга оправился и такую оказал в блудных занятиях сноровку — Дьяволу не уступит. Это Ребекка так говорила. Что, дескать, встречала она у мамаши Клейборн мастаков по этой части, но куда им до него. Да что люди — даже ворон взобрался на кошку и тоже покрыть норовит.

В: Прежде чем спрашивать дальше, должен предупредить. О том, что здесь рассказывалось, больше никому ни слова. Узнаю, что ты проболтался — тут тебе и конец. Понял ли?

О: Понял, сэр. Честное слово, никому не скажу.

В: То-то же. Иначе, видит Бог, не сносить тебе головы. И вот тебе вопрос. Среди этих блудодейств не поминала ли она особо такого рода занятия, коему Его Милость предавался бы со своим слугой?

О: Она, сэр, в подробности не входила. Сказала лишь, что играли бесовскую свадьбу — и всё.

В: Но об этом гнусном занятии не обмолвилась ни разу?

О: Нет, сэр.

В: А в пути не случалось ли вам при тех ли, иных ли обстоятельствах заметить какие-либо указания на такую противоестественную связь между Его Милостью и Диком?

О: Нет, сэр. Жизнью клянусь.

В: Точно ли?

О: Точно, сэр.

В: Хорошо. Рассказывайте, что было ещё.

О: Среди этих мерзостных игрищ одна ведьма приблизилась к Ребекке и потрясла её за плечо, словно хотела проверить, опамятовалась она или ещё нет. Ребекка же и виду не подала, что пришла в память. Тогда ведьма сходила за каким-то зельем и влила ей в рот. На вкус — горькое, тошнотное, прямо алоэ или поганки. Действовало оно усыпительно, и скоро Ребекку сморил сон. Но не думайте, ваша честь, ей и во сне не было покоя, потому что было ей сонное видение, и такое отчётливое, что легко можно почесть за явь. Видела она, что ступает по длинному-предлинному проходу — вот как коридоры в жилищах вельмож, — а по стенам, сколько хватит глаз, развешаны большие тканые шпалеры. А рядом с нею следует Дьявол, одетый во всё чёрное. И хотя он безмолвствует, однако обхождение ей оказывает самое учтивое, будто джентльмен, который знакомит даму со своим домом и всем, что до него относится. Пригляделась она — а Дьявол-то с тем, из пещеры, вовсе и не схож, лицо больше как у Его Милости, только смуглое. И она как-то догадалась, что это они соединились в одном обличии. Вот какие чудеса.