Тяжелый понедельник - Санджай Гупта
Шрифт:
Интервал:
Он достал из коробки следующий треугольник пиццы и сунул его себе в рот почти целиком.
— В седьмой, везите его в седьмой, — скомандовал он, не успев проглотить пиццу. Его отделение — это сущий магнит, притягивавший пьяниц, маньяков, сумасшедших, которые, когда им в кровь разбивали головы, начинали нести всякую чушь, из-за чего приходилось их фиксировать, вводить нейролептики и еще Бог знает что. Однажды, еще будучи резидентом, Виллануэва столкнулся с каким-то пьяным с раной на голове, который кричал, что убьет врача, если тот посмеет зашить рану, из которой хлестала кровь. Джордж тогда отложил в сторону приготовленный шприц с лидокаином, которым собрался обезболить кожу вокруг раны, прежде чем сшить ее ниткой, и заменил иглодержатель на степлер. Он вызвал двоих санитаров, и они держали извивавшегося от боли алкаша, пока Виллануэва не наложил ему три скобки — не сказать, что шов выглядел очень элегантно. После операции пациент без звука покинул отделение.
А этот пациент без ушей и с головой, обмотанной окровавленной марлей, очевидно, страдал какой-то манией, но Виллануэва не понимал, о чем говорит этот человек. Положить уши на место? Но если он не хочет, чтобы уши пришили к голове, то куда же он хочет их деть?
Подошел студент. Парамедик сказал, что они не знают фамилии больного, но тот, кто вызывал 911 из галереи, сообщил, что это знаменитый художник Малхус.
— Вы не скажете, как ваша фамилия, сэр? — спросил Виллануэва.
— Отвяжись. Скажи лучше, как твоя фамилия, чтобы я мог вставить и ее в судебный иск. — Малхус хорошо слышал, несмотря на то что уши его были отрезаны, а голова плотно забинтована.
— Моя фамилия Виллануэва. — Большой Кот соскользнул со стула и склонился к больному: — По слогам: ВИЛ-ЛА-НУ-Э-ВА. Хочешь подавать в суд, начни с меня.
— Виллануэва, выпусти меня отсюда! — Больной попытался вырваться из ремней, которыми был пристегнут к носилкам.
Один из парамедиков осторожно потрогал свой нос, кончик которого заметно отклонился вправо. Под ноздрями запеклась кровь.
— Кулаком? — спросил Виллануэва.
— Нет, локтем.
Виллануэва сочувственно похлопал парня по плечу.
— Может, сделаешь рентген?
В комнату вошел Смайт.
— Узнаю этого человека, — сказал он с резким британским акцентом.
— Вы очень вовремя вышли из клозета, — поддел его Виллануэва.
— Нет…
— Это ваш дружок по Оксфорду?
— Нет…
— Как насчет?..
— Оставьте ваши шутки, Виллануэва, этого показывали на большом обходе. Это больной с приобретенной однобокой гениальностью. Художники носят его на руках. Он замечательно изображает уши.
— Мне кажется, он зашел слишком далеко в своем искусстве… Ладно, мистер Малхус, что будем делать дальше?
— Отлипни, толстяк. Ты не имеешь права держать меня здесь против моей воли.
— Или мы держим тебя, или тебя будут держать в кутузке округа. Ты покалечил врача и представляешь опасность для себя и окружающих.
— Это правда. — Больной еще раз попытался высвободиться, но безуспешно. Тяжело дыша, он откинул окровавленную голову на носилки.
В бокс вошла женщина с мертвенно-бледным лицом. На вид ей можно было дать около тридцати. Она была красива и стильно одета.
— С мистером Малхусом все будет хорошо? — спросила она.
— Все будет просто замечательно. Вы — его дочь?
— Нет, я пред… я его представитель в галерее.
— Может быть, после того как вы с ним поговорите, он позволит нам пришить на место свои уши?
От упоминания об ушах женщина сильно вздрогнула.
— Ему повезло. Уши в основном состоят из хряща, и они очень устойчивы. В них очень медленный обмен веществ. Кроме того, они лежат в холодном физиологическом растворе. Это еще лучше. Даже отрезанный палец можно хранить двенадцать часов. В Анкоридже, на Аляске, одна девица отрезала своему дружку член и спустила в унитаз. Это было вечером в субботу. Утром в воскресенье эту принадлежность обнаружил рабочий на очистной станции. Теперь мужчина снова в своем первозданном виде и в полном составе. Хотел сказать, что он снова готов к действию, но думаю, что это было бы преувеличением.
Женщина натянуто улыбнулась. Бледность ее приобрела зеленовато-пепельный оттенок. Вряд ли увидишь такой в какой-нибудь картинной галерее.
В течение пары часов история Малхуса — как и всякая хорошая история — облетела всю больницу. Ее передавали из уст в уста, и она, как прилипчивая инфекция, разошлась от отделения неотложной помощи концентрическими кругами по всем этажам Челси.
— Вы слышали о художнике, одержимом ушами?
Через два часа после шумного прибытия Малхуса в больницу эту историю услышал Тай, осматривавший в это время больного, головокружение которого оказалось обусловленным доброкачественной глиомой, давившей на участки головного мозга.
Билл Макманус узнал о Малхусе через несколько минут после того, как пришел на работу, от одного из своих резидентов. Он застонал, вспомнив свою пылкую отповедь Сидни Саксене по поводу права человека на художественную индивидуальность и на отказ от лечения. Билл достал из кармана сотовый телефон и набрал номер пейджингового оператора:
— Вы не наберете номер доктора Сидни Саксены?
Послеоперационный период протекал безупречно. Силы Пака восстанавливались, не было инфекционных осложнений, радовала и картина контрольных МРТ. В анализах крови число тромбоцитов и лейкоцитов стабильно оставалось в пределах нормы. Похоже, Хутену удалось удалить опухоль целиком. Словом, никаких признаков рецидива. Впрочем, Сун понимал, что у него нет поводов бить в литавры. Отсутствие клинических признаков болезни не позволяло говорить о выздоровлении, а нормальная МРТ — не повод для благоприятного прогноза. Полиморфная глиобластома — самая злокачественная из всех злокачественных опухолей. И он лучше многих знал, что она может в любой момент пробудиться и убить его в течение нескольких недель.
Пак проходил курс облучения и теперь каждое утро отводил старшую дочку на остановку школьного автобуса. Теперь он нисколько не волновался по поводу возможной встречи с коллегами.
— Папа, скажи, а ты облысеешь? — вдруг спросила его Эмили. Вопрос застал Пака врасплох.
— Почему ты спрашиваешь, Эмили?
— Моя подруга Кэйли говорит, что от рака лысеют.
«Интересно, откуда подруга черпает такие сведения о раке?» — подумалось Паку.
— Даже так?
— Но это правда?
После операции Пак сохранил все свои волосы. Хутен предпочитал оперировать больных с невыбритым черепом. Сначала волосы Пака в течение шести минут обрабатывали раствором гибиклена. Потом стерильной расческой обозначили в волосах линию разреза и стерилизовали ее раствором бетадина. Непосредственно перед операцией медсестра выбрила вдоль линии разреза узкую полоску. Если не присматриваться, то никаких следов операции со стороны видно не было. Волосы скрывали послеоперационный рубец. Хутен, как и многие другие врачи, считал, что больные, сохранившие волосы, выздоравливают быстрее. Потому что не выглядят больными. Если не считать легкой худобы, не было никаких признаков, что этот человек недавно перенес тяжелую операцию на головном мозге.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!