Девять совсем незнакомых людей - Лиана Мориарти

Тони увидел штанги ворот, возвышающиеся над ним, как небоскребы.

Он поднял ногу, прикоснулся к мячу. Мяч полетел по идеальной дуге на фоне голубого неба. Тони сразу же понял, что удар точен. Ощущение бабочек в животе. Не было ничего лучше. Лучше секса. Как давно это было!

Толпа взревела, когда мяч пролетел точно между двумя штангами. Радость охватила его, он подпрыгнул высоко, взметнув над собой кулак в супергеройском приветствии.

КАРМЕЛ

Кармел сидела на роскошном диване, обитом бархатом, в элитном доме мод, специализирующемся на последних дизайнерских новинках.

Кармел была без тела. Какое это прекрасное, освобождающее чувство – не иметь тела! У тебя нет бедер. Нет живота. Ни задницы, ни бицепсов, ни трицепсов. Ни целлюлита, ни гусиных лапок. Нет морщин, шрама после кесарева, солнечных ожогов. Нет признаков старения. Нет сухих волос. Нет секущихся волос. Ничего, что нужно было бы удалять, красить, ополаскивать кондиционером. Ничего, что нужно было бы удлинять или уплощать, прятать или маскировать.

Она была просто Кармел без тела.

Покажи мне твое настоящее лицо, то, которое было у тебя еще до рождения твоих родителей.

Ее девчушки сидели по обе стороны дивана, ожидая, когда мама выберет новое тело. Они тихонько читали подходящие их возрасту детские книги и ели свежие нарезанные фрукты. Никаких девайсов. Никаких вкусностей с сахаром. Никаких споров. Кармел была лучшей матерью в истории материнства.

– Давайте найдем вам божественное новое тело для вашей божественной новой жизни, – сказала Маша, которая была администратором магазина и оделась, как диснеевская принцесса. Маша провела пальцем по длинной вешалке, на которой висели разные тела. – Нет, нет, может быть… ой, вот миленькое! – Она набросила тело на руку. – На вас оно будет хорошо сидеть. Очень модное и такой лестной формы.

– Мне не нравятся голени, – заявила Кармел. – Я предпочитаю более изящную конусность. К тому же у новой подружки моего мужа именно такое тело.

– Значит, нам оно не подойдет! – Маша повесила тело назад и выбрала из того же ряда другое. – А это? Оно поразительное, на вас все будут оборачиваться.

Это было тело Маши.

– Оно удивительное, но, если честно, я думаю, что не смогу его носить, – сказала Кармел. – Для меня оно слишком театральное.

Ее дочка Лулу отложила книгу. Губы у нее были в персике. Кармел хотела было отереть ей рот, но вспомнила, что не имеет пальцев. Пальцы были вещью полезной.

– Вот твое тело, мама. – Лулу показала на тело Кармел, висевшее на дверной ручке даже без вешалки.

– Это мое старое тело, дорогая, – улыбнулась Кармел. – Маме нужно новое.

– Это твое.

Лулу, как всегда, была неумолима.

Маша взяла старое тело Кармел.

– Оно и в самом деле кажется очень удобным, – протянула она.

– Хотя бы на несколько дюймов его можно урезать? – спросила Кармел.

– Конечно можно. – Маша улыбнулась ей в ответ. – Мы сделаем его прекрасным. Вот. Примерьте. – (Кармел вздохнула и надела свое старое тело.) – Оно на вас как влитое. Потребуется лишь незначительная корректировка.

– Мне очень нравятся голени, – сказала Кармел. – Что скажете, девочки?

Дочери бросились к ней. Кармел удивилась синим венам на своих руках (она увидела их, когда гладила девочек по волосам), биению своего сердца, силе своих рук, когда она подняла и подсадила себе на колени дочек.

– Я возьму его, – сказала она.

– Вы полюбите свое тело, – пообещала Маша.

МАША

Боже мой, все идет как нельзя лучше», – подумала Маша. Терапия работала точно так, как говорилось в исследовании. Кармел Шнейдер только что совершила прорыв в представлении о своем теле. Был момент, когда она по какой-то причине хотела раздеться, но Маша пресекла это, а только что у них произошел очень хороший разговор относительно приятия себя.

Триумф был таким же ощутимым, как кубок, тяжелое и сверкающее золото в руках Маши.

НАПОЛЕОН

Наполеон сидел спиной и наблюдал за дыханием пола – тот колебался с душераздирающей уязвимостью спящего ребенка.

«Так было и в прошлый раз», – напомнил он себе. Это просто оптическая иллюзия. Стены и пол не дышат. А если все-таки дышат? Что уж в этом такого плохого?

Стены того грязного дымного клуба тоже дышали. Наполеон был убежден, что оказался внутри амебы, болтающейся в пространстве. В то время он считал, что все это абсолютно разумно. Амеба заглотила его целиком, как кит – Иону, и он застрял в ней на тысячу лет.

В двадцать лет Наполеон был совершенно уверен, что двинулся умом от наркотиков, а ведь он так гордился своими мозгами, и единственным способом утешить себя в последовавшие мрачные дни был припев: «Больше никогда, больше никогда, больше никогда».

Но вот он здесь, вот он снова попался.

Я не в амебе. Я в лечебном пансионате. Мне дали наркотик без моего разрешения, и мне нужно только дождаться, когда пройдет его действие.

Он хотя бы находился в этой приятной, вкусно пахнущей студии с горящими свечами, а не в набитом битком баре со всеми этими смутными лицами вокруг.

Он держал за руки своих девочек. Хизер – левой, Зои – правой. Наполеон отказался лечь на раскладушку и надеть маску и наушники. Он знал, что единственный способ сохранить ясность мысли – это сидеть прямо с открытыми глазами.

Маша делала вид, что у нее все идет по плану, но Наполеон знал: она раздражена тем, что они не выполняют процедуру для получения оптимальных результатов.

Наполеон заметил тот момент, когда Маша приняла решение не педалировать вопрос. Он словно читал ее мысли. «Принимайте решение», – подумала она. Наполеону пришлось принимать решение со своими учениками. У него хорошо получалось принимать решения. То же самое он делал с детьми.

– Принимайте решение, – тихо сказал он. – Принимайте обдуманно.

– Я знаю, какое решение я принимаю. Я не успокоюсь, пока эта женщина не окажется за решеткой, – сказала Хизер и посмотрела на Машу, которая передвигалась по комнате, разговаривала с гостями, прикасалась тыльной стороной ладони к их лбам. – Ты посмотри на нее, расхаживает здесь, словно какая-то долбаная Флоренс Найтингейл. Психоделическая терапия, чтоб ее!

Наполеон подумал, нет ли тут какой-то профессиональной зависти со стороны его жены.

– Ты видишь, как дышат стены? – спросил он, чтобы отвлечь ее.

– Это действие наркотика, – заявила Хизер.

– Я знаю, дорогая, – ответил Наполеон. – Я просто хотел знать, чувствуешь ли ты то же самое.