Аквариум (сборник) - Евгений Шкловский

Разумеется, зачем ему два сразу? И один-то, бывает, утомляет – звонят когда не надо, да и не те, от кого порой ждешь звонка. А ждешь теперь всегда, чуть что – сразу за телефон.

Когда-то родители постоянно требовали, чтобы он – в случае задержки (если поздно будет возвращаться) – непременно звонил, а он забывал или просто не было охоты. Ну вернется он домой на час или два позже, в чем проблема? Для чего звонить? И телефон не всегда поблизости, лишняя суета, а родители обижались.

Когда сотовые только-только появились, его собственные дети, еще не закончившие школу, не просто их быстро освоили, а уже не могли без них обходиться, крутили в руках, нажимали на клавиши, постоянно кому-то звонили, обменивались эсэмэсками, кто-то звонил им. Трели беспрестанные. Ни тишины, ни покоя.

Он поначалу противился.

Позвонил не позвонил, личное пространство становится проницаемым, общедоступным. И так-то уединение почти недосягаемо, а теперь и вовсе. Поражало, у скольких людей в руках эти гладкие обтекаемые аппаратики – везде, на улицах, в театре, в кафе, в транспорте, даже в метро…

Понятно, телефон – иллюзия близости. Даже если и коротко: «Ты где?»

Вроде как рядом. Голос. Контакт. Присутствие.

Где он? В автобусе, едет домой. Что купить? Хлеба? Хорошо, он купит хлеба. Картошки? Хорошо, он купит картошки. Знаешь, я подумала, надо Васе купить ролики, он уже по ночам грезит. Ролики, какие ролики? Ну роликовые коньки, все-таки спорт, для здоровья хорошо. Ладно, ладно, об этом дома можно поговорить, а то что-то плохо слышно. В автобусе тесно, руку с телефоном не поднять, а тут ролики…

С ним тоже такое случается: стукнуло в голову – и тут же звонить, будто нельзя потерпеть до дома. Раньше, между прочим, как-то обходились. А теперь получается, что обо всем по два-три раза: сначала по телефону, потом уже дома или на работе, потом снова по телефону. Бестолково и ни к чему.

Он смотрит на телефон, ему нравится дизайн, темный корпус с блестящей серебристой окантовкой, подсвечивающиеся кнопки. Хочется набрать номер, поднести эту легкую, приятно располагающуюся в ладони вещицу к уху: «Алло!» В трубке ее голос: «Ты?» Она не спрашивает привычно: «Где ты?» Просто: «Ты?» Но голос теплый, ласковый, приветливый. Вполне возможно, она ждет его звонка, хотя может позвонить и сама.

Этот телефон фирмы «Philips» (второй), складывающийся в почти совсем неприметную коробочку, – ее телефон. В том смысле, что этим аппаратом он пользуется только для разговоров с ней. А сначала он не был ее телефоном. Просто понравился ему, когда он рассматривал разложенные на витрине модели. У него уже был один (первый), «Эриксон» («Эрик»), к которому он привык, вполне современная модель, удобная, функциональная, никаких наворотов. Да и по форме приятная, эдакий ладненький кирпичик. Он и не собирался его менять.

Этот же («Philips») привлек чем-то другим, словно позвал настойчиво: я тебе нужен! Разумеется, он и не думал его покупать, баловство! Но всякий раз, шагая в контору мимо магазинчика, где на витрине были выставлены сотовые, непроизвольно останавливался, рассматривал. И всякий раз словно слышал этот зов: нужен, нужен, нужен! Будто раздавался звонок, и ему сразу хотелось протянуть руку, взять трубку, нажать кнопку: алло, я слушаю…

Странное ощущение: если бы в его руке был именно тот телефон, который так странно манил его, то и он бы уже был не он, а некто, как бы совсем другой человек, то есть и он и не он одновременно. Глупость! И звонить он должен был бы по нему кому-то другому, а вовсе не тем людям, чьи номера были занесены в телефонную книжку на его обычном аппарате. А главное, главное – что все в его жизни должно было бы выстраиваться иначе, чем прежде, вроде как и не его жизнь вовсе – чья-то.

Искусительное, между прочим, ощущение.

Теперь это точно был ее телефон.

Купил он его просто так, без всякого повода, без веской причины, разумеется, еще не зная, что это будет ее телефон. Не выдержал того странного томления, что возникало, когда он проходил мимо освещенной витрины этого магазинчика. Взрослый человек, а оказался таким падким на эти игрушки. Ведь действительно игрушка, ну да, продвинутая, вроде как и для жизни полезная. Но два-то зачем, ведь он и от старого не собирался отказываться? Конечно, он имел полное право поменять старый телефон на новый, этот вроде как удобней, слышно лучше, но все равно – чего вдруг?

Он и не показал его никому, тайно уступив-таки искушению. Ему и новый номер предложили в придачу с большой скидкой, причем другого провайдера. Почему, спрашивается, нет? Пусть будет в качестве запасного.

Теперь новый «Philips» лежал в столе на работе, и когда ему становилось скучно или он уставал, то брал его в руки и рассматривал, нажимал кнопки, прикладывал к уху – ну точно игрушка, маленькая, изящная, да ведь и необходимая (если дойдет до дела).

Новый телефон он никогда не выключал – в инструкции было сказано, что аккумулятор должен постоянно разряжаться и заряжаться, чтобы не выйти раньше времени из строя. Он это знал давно, так что и старый мобильник работал исправно.

Иногда, оставшись в одиночестве, он выкладывал рядом два телефона и отстраненно рассматривал их. Нет, он их не сравнивал. Просто один был привычный, как старый коричневый пиджак, в котором тепло, удобно, уверенно, или черные ботинки из мягкой добротной кожи (кажется, итальянские), пусть уже сильно стоптанные, но в которых вольготно – нигде не жмет, не трет, да и сидят как влитые. Как бы и не совсем обувь, настолько свыкся…

В другом… в другом было что-то свежее, нарядное, можно даже сказать, праздничное. Его новизна будоражила, даже чуть хмелила. Ну вот как если бы в пасмурный серый день вдруг выглянуло солнце – и все вдруг тотчас засияло, преобразилось. Сразу приподнятость в душе, легкое волнение, будто предстояло что-то эдакое, заманчивое, чуть ли не волшебное.

Впрочем, про волшебство не будем, не дети. А все равно ведь события случаются порой такие, что иначе и не скажешь, хотя на самом деле каждому понятно – случайность, совпадение. Поэтому когда раздался звонок – да, того самого нового мобильника фирмы «Philips», который С. держал, как говорится, на всякий пожарный, про запас, – он даже не особенно удивился. Мелодию он сам же и выбрал из того набора, что предлагался в данной модели.

«Ты?» – приветливый, теплый такой женский голос.

Так они познакомились. И звонила на этот мобильник только она, за исключением, разумеется, каких-то случайных, ошибочных вызовов. «Philips» был только для нее, он говорил по нему только с ней. Но говорил не он – в этом была суть, а тот, кому принадлежал этот самый «Philips». И встречался с ней тоже тот, другой, с тем самым телефоном, по которому они и договаривались о встрече. И встречи их были совсем не теми, какими могли быть, если бы он оставался с прежним телефоном (между прочим, лежащим в левом боковом кармане пиджака).

Он шел к ней домой, подымался по лестнице на пятый этаж, ощущая в ладони прохладную гладкость телефонной трубки, как если бы это был вовсе не телефон, а… ну положим, талисман. Нет, никаких опасений или там угрызений он не испытывал, другое совсем было чувство – свободы и независимости. Даже пиджак он носил не так, как раньше, тот не стеснял в движениях и не казался бременем, напротив, раздвигал плечи, делал его осанистей.