У нас (не) получится - Eiya Ell

почему то приехали все, кроме Нины. Ее нигде нет. Хватаю бокал шампанского с подноса, делаю глоток, иду в сторону Арсена, который все никак не может уложить малышку спать.

— Здесь так шумно, не думаю, что она уснет, — Арсен ложет ее в коляску. и качает.

— Давай я, — откладываю бокал, — беру коляску и иду в дальний угол зала, где через десять минут малышка уже сопит. Поворачиваюсь в сторону двери в тот момент, когда Нина в сногшибательном платье заходит в зал, со своими роидтелями и Мишой.

НИНА

Я выпила помоему пол пузырька валерианы, прежде, чем ехать в храм.

Ну ладно, не пол пузырька, всего лишь четыре таблетки, и когда увидела его там, стоящего у иконы, поняла, что все таки надо было пол пузырька выпить. Потому что никакая валерианка не спасла мое сердце, когда я увидела любимые глаза. Он смотрит, да смотрит на меня, не отрывается. Любит, не забыл? Такими глазами смотрит, как всегда смотрел, в них еще ошушаю то тепло, которое всегда излучали, когда смотерли на меня. Еле держалась, чтобы не упасть. Ноги стали ватными, я не ошушала пол под ногами. Дыхание перехватило, я забыла как вообще дышать. Стою и не моргаю.

— Глубокий вхох, потом выдох, — Наташа, подруга, — машет рукой перед лицом.

— Пр…….-, хочу извинится, что — то сказать Наташе, ответить, не могу, слова не выходят из груди, как будто я заморозилась, Наташа это понимает, поэтому молча берет за руку, мы проходим дальше. Становимся на против друг к друга с Артемом, я чувствую любимый, до боли знакомый запах, но не могу произнести ни слова, кроме тех, что надо произносить, когда очредь доходит до меня во время церемонии.

Кажется сердце не выдержит, выпрегнет из груди, или что еще хуже остановитсья.

Поэтому после храма, я решаюсь ехать домой, переодеться, потом вместе с родителями вернутся в ресторан.

Он стоит в углу, рядом с коляской Аленки, и качает ее тихо-тихо, потом когда видит нас, еще раз смотрит на малышку, оставляет и двигается в нашу сторону. Я уже трясусь, дрожу от волнения. Опять смотрю в его глаза, и шевелиться не могу.

— Добрый вечер, — произносит тихо, здороваясь с нами.

— Добрый, как ты? — первым протягивает руку маме, и не выдержав обнимает ее.

— Я так рад вас видеть мама, — о Боги, он мою маму называет мамой даже, после развода? — все в порядке, вы как?

— Ты так похудел! Что совсем ни кушаешь?

— Кушаю, — смеется, смотрит на меня, — вы тоже не поправились, — я понимаю что это адресовано мне, потом он здоровается с папой и Мишой, который уже через минуту и след простывает, он глазами находит сверсников и бежит к ним.

Мама с папой извиняются и удалются к Наташиным родителям. Мы остаемся вдвоем. Он стоит руки в карманах, а я мну ручку сумочки, не зная куда деть свои руки, опускаю глаза, пока Артем не перехватывает мои руки. Я поднимаю глаза, встречаюсь с родным взглядом. Дрожь моментально проходит по всему телу от этого прикосновения. Горячие руки Артема притягивают меня к себе, тело к телу, чувствую его дрожь. Обнимает. Я не отталкиваю, а наоборот сильнее прижимаюсь к любимому телу. Закрываю глаза, и для меня никого нет на белом свете, только я и он.

— Я так скучал. — шепчет в ухо, поглаживая волосы.

— Я тоже скучала..- он чуть отстраняется, смторит в глаза. Берет за руку и тащит к выходу.

— Думаю дальше справятся без нас, — я ничего не говорю, не сопритвляюсь, как зачарованная сажусь в машину, когда Артем открывает для меня дверь.

— Куда мы? — пристегиваю ремень, — мы даже не попрощались.

— Думаю все знают, куда мы, — глаза Артема горят, сверкают, когда смотрит на меня. Всю дорогу мы просто пожираем друга друга глазами, молчим, пока не доезжаем до какого то отеля. Паркуемся, Артем помогает мне выйти из машины, и с нетерпением впивается в мои губы, жадно проникая языком в мой рот, он находит мой язык, — я думал больше никогда не почувствую твои губы, — он берет мою руку, — пошли, пока я умом не тронулся.

На респешене берет ключ от номера.

— Я тут остановился, — обьясняет мне, прижимаея меня к стенке, целуя в губы, уже в лифте, — никуда не хотел, ни домой, ни на квартиру, где нет тебя, — руки во всю шарят по моему телу, — ты сногшибательно выглядишь, Нина, как я не сдох без тебя, не понимаю, — я не успеваю ему отвечать, потому что он отрывается от моих губ, говорит, и снова впиваптся в губы. Мы доезжаем, выходит из лифта, все это время Артем не отпускает моей руки.

Не успевает закрыться дверь за нами, он берет меня на руки и несет куда то, оглядываюсь — в спальню. Ставит на ноги.

— Скажи, что ты тоже хочешь меня, — чувствую его горячее дыхание на своих губах, — скажи что скучала, — подходит максимально близко.

— Я очень скучала, сильно, — беру в руки его лицо, вглядываюсь в глаза, — я очень хочу тебя.

И он срывается. Через секунду мое платье уже трещит по швам, летит куда то в сторону. Он аккуратно заваливает меня на кровать, нависая сверху, ни слова не произносит, скользит по шее языком вниз, оставляя влажные следы, потом тихоньку дует, вызывая у меня мурашки по всему телу. Спускает чашечку лифчика, твердый сосок тут же выскакивает, он впивается в нее губами. Тянет, лижет, кусает, не забывая про дургой сосок, которй второй рукой покручивает, вызывая у меня громкий стон. В трусиках уже влажно, внизу живота сладо ноет. Насладждение волной проходит по всему телу. Артем сдирает с меня лифчик, целуя соски, он потихоньку спускается по животу, я выгибаюсь под ним, мои стоны летят по всей комнате. Горячие руки доходят до трусиков, которые он не сомневаясь олним движением руки, рвет на клочья. Боже, его такие сумашедшие действия срываеют крышу, напрочь забываю обо всем, когда он встает, снимает поспешно с себя рубашку и брюки, одним резким толчком врывается в меня, вызывая у меня громкий стон. Наше дыхание сбилось, мы часто дышем. Он останавливается.

— Прости, — целует губы, — ты такая тугая, больно?

— Нет, продолжай, — немного больно, не забыла о его размерах, от резкого врываения немного затуманилось в глазах, я дышу, стараюсь не подавать виду.

Он начинает двигаться, врываясь до упора.

— Какая ты мокрая, течешь, — толкается глубже, — хочу чтобы это продолжалось вечно, — целует губы, жадно и грубо, кусая губы, — милая моя, я так скучал.

От каждого его движения