Гендер и власть. Общество, личность и гендерная политика - Рэйвин Коннелл

Существуют разнообразные причины этого единодушия, и фундаментальное их исследование поможет значительно углубить наше понимание всей системы гендерной политики. Одна из причин – удовольствие от фантазирования, которое прекрасно спародировал Вуди Аллен в пьесе «Сыграй еще раз, Сэм!» («Play it again, Sam»), где обыгрывается маскулинный образ Богарта[24]. Другая причина – перенесение агрессии. Популярность фильмов, насыщенных насилием, от «Грязного Гарри» до «Рэмбо», наводит на мысль о том, что перенесение агрессии – весьма распространенный феномен. Но как мне кажется, основной причиной здесь является то, что большинство мужчин извлекают пользу из субординации женщин и гегемонная маскулинность – это культурное выражение доминирования мужчин.

Этот вывод нуждается в более точной формулировке. Он не означает, что гегемонная маскулинность связана с дурным обращением с женщинами. Женщины могут испытывать угнетение и со стороны мужчин, принадлежащих к разным типам негегемонной маскулинности; они даже могут считать, что гегемонная модель понятнее и удобнее для взаимодействия. По-видимому, гегемонная маскулинность и утрированная женственность в каком-то смысле «притерты» друг к другу. Эта «притертость» способствует сохранению практик, институционализирующих доминирование мужчин над женщинами. В этом смысле гегемонная маскулинность должна реализовывать удачную коллективную стратегию относительно женщин. Если принять во внимание сложность гендерных отношений, то становится понятным, что никакая простая или единообразная стратегия в данном случае невозможна: необходимы смешанные формы. Таким образом, гегемонная маскулинность может одновременно содержать ориентацию на такие противоположности, как семейная жизнь и насилие, женоненавистничество и стремление быть привлекательным для женщин.

Гегемонная маскулинность конструируется относительно женщин и относительно подчиненных типов маскулинности. Эти типы маскулинности лишаются четкого определения; достижение гегемонии может состоять именно в том, чтобы помешать альтернативным формам получить определения в культуре и признание в качестве возможной альтернативы. Тем самым они вытесняются в гетто, в сферу приватности или бессознательного.

Наиважнейшая черта современной гегемонной маскулинности состоит в том, что она гетеросексуальна и тесно связана с институтом семьи, а ключевая форма подчиненной маскулинности гомосексуальна. Это подчинение включает в себя как прямые интеракции, так и своего рода идеологическую войну. Некоторые из этих интеракций были описаны в Главе 1: оскорбления со стороны полиции и правовых институтов, насилие на улице, экономическая дискриминация. Эти взаимодействия связаны между собой презрением по отношению к гомосексуальности и мужчинам-гомосексуалам – чувством, которое является частью идеологического «пакета» гегемонной маскулинности. Эмоциональный фон эпидемии СПИДа характеризуется в гораздо меньшей степени сочувствием к геям как основным ее жертвам, чем враждебностью по отношению к ним как к носителям новой угрозы. Основным поводом для беспокойства, высказываемого средствами массовой информации, является тревога относительного того, распространится ли голубая чума (gay plague) на невинные жертвы, т. е. на негомосексуальное (straight) население.

В других случаях подчиненной маскулинности ее статус оказывается временным. Синтия Кокберн в своем замечательном исследовании лондонских печатников показывает вариант гегемонной маскулинности, элементом которой является доминирование и над молодыми мужчинами, и над женщинами. Рабочие вспоминают о своем опыте ученичества как о каторжном труде и унижении, которые служили для них своеобразным ритуалом посвящения одновременно в ремесло и маскулинность. Но как только ученики прошли это посвящение, они превратились в братьев.

Несколько общих моментов, относящихся к маскулинности, касаются также анализа фемининности на массовом уровне. Эти модели тоже историчны: отношения между людьми меняются, одни формы фемининности возникают, другие исчезают. Идеологические репрезентации фемининности зависят от действительных форм фемининности, но не обязательно соответствуют им. То, что женщины поддерживают, не обязательно есть то, чем они сами являются.

Здесь существует тем не менее фундаментальное различие. Все формы фемининности в обществе конструируются в контексте общего подчинения женщин мужчинам. Поэтому не существует такой формы фемининности, которая у женщин занимала бы такую позицию, какую гегемонная маскулинность занимает у мужчин.

Эта фундаментальная асимметрия имеет два основных аспекта. Во-первых, сосредоточение власти в руках мужчин предоставляет женщинам ограниченные возможности для конструирования институционализированных отношений власти над другими женщинами. Это происходит в условиях взаимодействия лицом-к-лицу, особенно в отношениях между матерью и дочерью. Институционализированные иерархии власти также существовали в определенных социальных условиях типа женских школ, описанных в книгах «Девочка в форме» и «Заморозки в мае». Но в этих отношениях отсутствует нотка доминирования, которая так громко звучит в отношениях между разными типами маскулинности. Характерным признаком этого феномена является то, что среди женщин наблюдается намного меньший уровень насилия, чем среди мужчин. Во-вторых, в социальном конструировании фемининности отсутствует организация гегемонной формы вокруг доминирования над другим полом. Власть, авторитет, агрессия, технология не тематизируются в фемининности в той мере, в какой они тематизируются в маскулинности. Столь же важно, что в случае фемининности не осуществляется такого подавления других ее форм, с каким мы сталкиваемся в случае подавления гегемонной маскулинностью других форм маскулинности. Поэтому, вероятно, в нашем обществе существует значительно большее разнообразие форм фемининности, чем форм маскулинности.

Структура доминирования, без которой невозможно конструирование фемининности, – это глобальное доминирование мужчин-гетеросексуалов. Этот процесс с большой вероятностью поляризуется вокруг согласия с этим доминированием или сопротивления ему.

Согласие с этим доминированием составляет главный элемент модели утрированной фемининности, которая в настоящее время получает наибольшую культурную и идеологическую поддержку. В рамках более широкого контекста моделей, существующих в конкретных институтах и средах, это означает проявление скорее общительности, нежели технической компетенции; застенчивость и робость в отношениях дружбы, предшествующей интимным отношениям и супружеству; терпимое отношение к заигрываниям со стороны мужчин на рабочем месте и к проявлению их Эго в служебных отношениях; восприятие брака и заботы о детях как формы жизни, альтернативной оплачиваемому труду в условиях дискриминации женщин на рынке труда. На массовом уровне все эти отношения организованы вокруг темы сексуальной активности молодых женщин и темы материнства женщин более старшего возраста.