Капеллан дьявола. Размышления о надежде, лжи, науке и любви - Ричард Докинз

Тут мы подходим к одному неудобному факту, касающемуся гомеопатии, о котором пишет Джон Даймонд и который стоит подчеркнуть. Один из фундаментальных принципов теории гомеопатии состоит в том, что действующее вещество (арника, пчелиный яд, что угодно другое) необходимо последовательно разбавлять очень много раз, пока в растворе (как показывают расчеты) не остается ни одной его молекулы. Более того, гомеопаты осмеливаются настаивать на том, что чем слабее раствор, тем он сильнее. Пытливый фокусник Джеймс Рэнди подсчитал, что после типичного ряда “последовательных” гомеопатических манипуляций в растворе должна оставаться одна молекула действующего вещества на бак размером с Солнечную систему! (На самом деле даже в самой чистой воде, которую только можно получить, будет носиться больше его молекул, попавших туда случайно.)

Теперь подумайте, что это значит. Разумное обоснование нашего эксперимента в том и состоит, чтобы сравнивать опытные препараты (в состав которых входит “действующее” вещество) с контрольными (в состав которых входят все те же вещества, за исключением действующего). Эти два препарата должны иметь одинаковый вид, одинаковый вкус, вызывать одинаковое ощущение во рту. Они должны отличаться только в одном отношении — присутствием или отсутствием предполагаемого лекарственного вещества. Но в случае с гомеопатическими средствами степень разбавления такова, что между опытным и контрольным препаратом вообще нет никакой разницы! Оба содержат одно и то же число молекул действующего вещества — ноль, или наименьшее число, достижимое на практике. Судя по всему, это заставляет нас предположить, что проверка гомеопатических средств по двойному слепому методу в принципе не может дать положительного результата. Можно даже сказать, что положительный результат свидетельствовал бы лишь о том, что препарат не был достаточно разбавлен!

Существует одна возможная уловка, к которой любят прибегать гомеопаты с тех пор, как их внимание обратили на это затруднение. Они говорят, что принцип действия их средств не химический, а физический. Они соглашаются с тем, что в пузырьке, который вы покупаете, не остается ни одной молекулы действующего вещества, но это имеет значение, только если настаивать на химическом подходе. Они верят, что благодаря некоему неизвестному физикам механизму на молекулах воды, используемой для разбавления действующего вещества, отпечатывается “след”, или “память”, его молекул. Пациенту помогает именно этот физически отпечатанный на воде образ, а не химическая природа исходного вещества.

Это, в некотором смысле, проверяемая научная гипотеза. Более того, ее легко проверить, и если я сам не потружусь ее проверять, то только потому, что имеющийся у нас ограниченный запас времени и денег лучше потратить на проверку чего-нибудь более правдоподобного. Но любой гомеопат, который действительно в это верит, должен работать над этим с утра до ночи не покладая рук. В конце концов, если бы проверки гомеопатического лечения двойным слепым методом принесли надежные и воспроизводимые положительные результаты, он получил бы Нобелевскую премию не только по медицине, но и по физике. Он открыл бы совершенно новый физический принцип — быть может, новую фундаментальную силу, действующую во Вселенной. Принимая во внимание эту перспективу, гомеопаты, конечно, должны из кожи вон лезть, наперебой стремясь в лабораторию, соревнуясь, как альтернативные Уотсон и Крик, за этот научный венок. Но что-то этого не происходит. Неужели они сами не верят в свою теорию?

На это можно ответить, лишь прибегнув к жалким отговоркам: “Есть вещи, которые истинны на человеческом уровне, но не поддаются научной проверке. Скептическая атмосфера научной лаборатории неблагоприятна для задействованных здесь чувствительных сил”. Отговорки нередко приходится слышать от людей, практикующих альтернативные способы лечения, в том числе такие, которые не сталкиваются с теми же принципиальными затруднениями, что и гомеопатия, но тем не менее не выдерживают неоднократных проверок двойным слепым методом. Джон Даймонд — автор язвительный и остроумный, и один из самых забавных отрывков его книги — это описание экспериментальной проверки “кинези-ологии”, которую провел Рей Хайман, мой коллега из Комиссии по научному расследованию утверждений о сверхъестественном (CSICOP — Committee for the Scientific Investigation of Claims of the Paranormal).

Так получилось, что я на личном опыте знаком с кинезиологией. Ею пользовалась одна шарлатанка, к которой я, к стыду своему, однажды обратился. Я потянул шею. Мне порекомендовали одну профессиональную массажистку. Массаж, несомненно, может быть очень эффективен, а эта дама как раз принимала на выходных, когда мне не хотелось тревожить своего врача. Боль и отсутствие предрассудков убедили меня попробовать. Диагностическим методом, которым она воспользовалась, прежде чем приступить собственно к массажу, была кинезиология. Я должен был лечь и вытянуть руку, а она давила на нее, проверяя мою силу. Ключом к диагнозу было действие витамина С на мою способность к армреслингу. Но меня не просили принять этот витамин внутрь. Вместо этого (я не преувеличиваю!) мне положили на грудь запечатанный пузырек с витамином С. Это будто бы сразу вызывало резкое увеличение силы моей руки, на которую она давила собственной. Когда я высказал ей свой понятный скепсис, она радостно ответила: “Да, витамин С — изумительная вещь, не правда ли?” Лишь вежливость помешала мне немедленно уйти, и в итоге я даже (чтобы избежать скандала) заплатил за визит.

Чего здесь не хватало (сомневаюсь, что эта дама вообще поняла бы, о чем речь) — это ряда испытаний двойным слепым методом, в которых ни она, ни я не могли бы знать, содержится ли в пузырьке предполагаемое активное вещество, или какое-то другое. Именно так и поступил профессор Хайман в похожей ситуации, которую уморительно описывает Джон Даймонд. Когда, как и следовало ожидать, эта “альтернативная” процедура бесславно провалила проверку двойным слепым методом, ее адепт отреагировал следующими бессмертными словами: “Вот видите? Поэтому мы больше не пользуемся двойным слепым методом. Он просто не работает!”

Значительная часть истории науки, особенно научной медицины, была историей постепенного отвыкания от склонности поддаваться соблазну, полагаясь на чьи-то рассказы, в которых вроде бы (но это только кажется) видны закономерности. Разум — большой выдумщик и еще больший охотник до закономерностей. Мы видим лица в облаках и кукурузных лепешках, предсказания судьбы в чаинках и движении планет. Совсем непросто доказать, что та или иная закономерность реальна, а не порождена обманчивой иллюзией. Человеческий разум должен учиться не доверять врожденной склонности увлекаться и видеть закономерности там, где есть только случайность. Вот для чего нужна статистика, и вот почему ни одно лекарство, ни одну медицинскую процедуру не стоит внедрять, если их эффективность не доказана в ходе экспериментов с использованием статистического анализа, позволяющих последовательно исключать из рассмотрения порождения обманчивой склонности человеческого разума везде искать закономерности. Чьи-то частные соображения не могут служить доказательством общей тенденции.

Несмотря на это, нам нередко приходится слышать, как врач начинает свое заключение словами вроде: “Испытания говорят об обратном, но мой клинический опыт... ” Может быть, это более веское основание для смены врача, чем подсудная медицинская небрежность? По крайней мере, это, казалось бы, следует из всего вышесказанного. Но это преувеличение. Разумеется, прежде чем то или иное лекарство получает сертификат, оно обязано быть должным образом испытано и одобрено цензурой статистической достоверности. Но клиническим опытом зрелого врача можно, по крайней мере, отлично руководствоваться при выборе тех гипотез, проверка которых может стоить труда и денег. Можно сказать даже больше. Правильно это или неправильно (часто правильно), но мы действительно принимаем личное заключение уважаемого человека всерьез. Это относится, например, к заключениям эстетического свойства, в связи с чем знаменитый критик может решить судьбу пьесы на Бродвее или в Вест-Энде. Нравится нам это или нет, люди подвержены влиянию россказней, личностей и частностей.