Бродяга - Заур Зугумов

Я не помню, о чем я тогда думал, только помню, как, качнув головой несколько раз, стал смотреть в его глаза не отрываясь, будто хотел прочесть в них свою судьбу. Взгляд его был холоден как лед. «Такой ответ, — продолжил после затянувшейся паузы Абвер, — а я его прочел в твоих глазах, мне по душе. Я рад, что не ошибся в тебе, Заур. Начнем мы прямо сейчас, потому что времени у нас в обрез. Я не говорил тебе раньше, но теперь, когда нас связала тайна, сказать обязан. Ты и твои кореша, наверное, не раз задавали себе вопрос: каким образом я, имея за плечами семь побегов, соответствующую репутацию и красную полосу в деле, да не одну, все-таки выхожу на биржу? Спешу успокоить тебя и твоих корешей. У меня рак желудка. Жить мне осталось совсем немного. Зная это обстоятельство, администрация головного оставила меня в покое, тем более что я уже давно не тот, кем был. Так что поспешим, бродяга. Последнее время мне становится все хуже и хуже, и только адский чифир меня как-то еще поддерживает. Но не сплю я уже почти два месяца, так что давай не будем откладывать в долгий ящик и обсудим то, что ты задумал. Ты пока посиди чуток, покубатурь (подумай) немного, а я скоро вернусь». Сказав это, он как будто испарился в сизой таежной дымке, я даже не заметил, как он отошел от костра. Я стал с жалостью вспоминать, как Абвер порой часами, обхватив руками колени, на корточках, не меняя позы, сидел молча, глядя на костер. Раньше я думал, что ему удобно так сидеть, так как это была обычная лагерная поза, да и я мог подолгу так сидеть. Но только сейчас я осознал, как ошибался, он пытался заглушить боль в желудке. В моей памяти один за другим стали всплывать эпизоды, связанные с тем, что он мне рассказал. Я углубился в воспоминания и даже не заметил, как Абвер вернулся. В руках он держал шкатулку. Я обратил внимание на то, что она была очень оригинальна и красива, таких в то время не делали, наверняка это была работа старого каторжанина, но не из местных командировок. Абвер с необыкновенной любовью прижимал ее к себе, даже не догадываясь, какое он производит впечатление. Я в свою очередь поблагодарил его за доверие и понимание и приготовился слушать, ибо времени у нас было действительно в обрез. Проявить к нему жалость я даже и не подумал. Среди бродяг это было не принято, к тому же проявление сострадания по отношению к такому человеку, как Абвер, было бы полным абсурдом.

«Для начала запомни одно древнее поучение, — сказал он. — Сокол потому пользуется почетом и сидит на царской руке, что он безгласен, а сладкоголосый соловей живет в унижении и питается червями. Думаю, трактовать тебе это высказывание ни к чему, ибо жизнь подтверждает правильность этой цитаты. Хоть и злая эта мудрость, но зато истинна». Так я начал познавать уроки, которые впоследствии пригодились мне не только в побеге, но и в дальнейшей жизни. На всякий случай Абвер показал мне, где он прячет свою драгоценность, как он называл шкатулку. Чего там только не было, но об этом чуть позже. «Прежде чем избрать способ побега, ты должен изучить все, что находится за забором, — говорил он. — Это тайга, реки, болота, железная дорога, звери, главное — люди, они в этих краях хуже и злее зверей. Мелочей в таком важном и серьезном деле, как побег, быть не должно, как не должно их быть в любом другом серьезном деле. Когда ты будешь с таким настроем и серьезностью подходить ко всему, удача тебе будет обеспечена. Главное — никогда не расслабляться при выбранном курсе и намеченной цели, да и можно ли вообще в нашей жизни расслабляться? Нет, нельзя ни в коем случае, запомни это навсегда».

В дневные смены Абвер сам искал способ моего побега, не привлекая ничье внимание, так как он ходил с трудом, еле передвигая ноги, с палочкой и согнувшись в три погибели. О том, откуда должен был быть совершен побег, вопросов у него не возникало, — естественно, это должна быть биржа. И вот я начал готовиться, но для начала я должен был как бы разорвать отношения со своими корешами. За одним из босяцких застолий мы демонстративно поругались, будто бы находясь во хмелю, на самом же деле это был один из пунктов разработанного нами плана побега, который должен был предостерегать моих друзей от кумовских домогательств, а они в таких случаях всегда были весьма болезненны как в моральном, так и в физическом смысле. Теперь я всецело отдал себя во власть Абвера. Чуть ли не каждый день мне снился побег в разных вариантах, я почти ни о чем другом не думал. Но внешне был совершенно спокоен и невозмутим, хотя давалось мне это, конечно, с трудом. И я был горд собой, ибо человек всегда гордится, хотя бы небольшой, победой над своими чувствами, что дает ему немалую уверенность в себе. При первых же уроках Абвера я понял, что нечего помышлять о побеге, не зная элементарных вещей. Конечно, любой мой самостоятельный шаг был бы обречен на провал, ведь тайга хранит очень много секретов. Беглец, не обладающий хоть мало-маль-скими навыками следопыта, непременно наткнется на один из них. Например, надо знать о миграции диких зверей, ее характерные особенности в данной местности, а если беглец не берет этого в расчет, то может быть либо разорван медведем, либо зарезан кабаном, либо растерзан стаей голодных волков, ибо весной зверь голоден больше, чем в другое время года. Тайгу нужно уметь читать как книгу, иначе она поглотит тебя в одночасье, постоянно повторял мне Абвер, как будто это была молитва лагерного проповедника. И хочешь не хочешь она внедрилась в мой в мозг. Я учился у него безошибочно находить нужную траву и, превозмогая отвращение и рвоту, мешать ее с еловыми иголками, разбрасывать позади себя, чтобы сбить собак со следа. Я учился умению владеть ножом, ибо это оружие у меня будет единственным, окажись я один на один в тайге со зверем или человеком. Кроме того, нужно было научиться предугадывать по возможности те обстоятельства, которые неожиданно могут возникнуть, постараться приложить максимум усилий для этого, и я старался. Учился задерживать дыхание, притворившись мертвым, кстати, этот прием помог и самому Абверу спастись от неминуемой смерти. Учился даже ходить кошачьей походкой. Что касается таких ориентиров, как мох, деревья, полет птиц, солнце, звезды, луна, — этому я научился очень быстро, а это было очень важно. Абвер учил меня развивать память. У него самого она была феноменальной. Не надо забывать, что человек этот прошел не только суровую школу жизни, но и школу разведки, и думаю, что совокупность таких знаний человеку за колючей проволокой могла быть очень полезна.

В кабинете у Хозяина головного висела карта Коми АССР. Несколько раз побывав в этом кабинете, еще задолго до нашего знакомства, Абвер запомнил ее и воспроизвел на всякий случай на бумаге: от станции Княж-погост до станции Котлас. Карта лежала в заветном ларчике и теперь была передо мной, я изучал ее и запоминал как мог. Забегая вперед, скажу, что хотя она и была со мной в побеге, но я и так знал ее наизусть. Давая мне практические уроки, Абвер старался подкрепить их по возможности некоторыми философскими изречениями, которые он знал в огромном количестве. Я, конечно, их запоминал, но понять смог лишь много позже. Вот одно из них: «Ты будешь редко ошибаться, если исключительные поступки будешь объяснять тщеславием, посредственные — привычкой, а мелкие — страхом». Время для меня тогда летело незаметно. С того времени как Абвер начал обучать меня всем тем премудростям, которые необходимо было знать для намеченной цели, прошло несколько месяцев. И надо сказать, что я неплохо преуспел в учении. По крайней мере, я уже стал хорошо разбираться в хитростях преследования и погони, но это была особая часть занятий. Ведь помимо следо-пытов-ментов, которые отличались особой сноровкой в этом ремесле, были еще и комяки-охотники, а уж они-то были прирожденными следопытами. Карту я уже знал наизусть, неплохо владел ножом, ползал, как змея, и ходил бесшумно, как пантера. Мог без труда по направлению ветра почуять многое, нюх у меня обострился и стал собачьим. Но, на мой взгляд, и в чем читатель скоро убедится, самое главное, почему я не остался лежать в тайге — истерзанный голодным волком, или выводком кабанов, или сворой разъяренных псов, наученных именно для этой цели, — это то, чему я научился, — профессиональной сноровке разведчика, сбить со следа любую погоню. В общем, я был уже почти готов, хотя обучение велось по ускоренной программе, как любил повторять Абвер. Как-то он сказал: «Я перебрал массу вариантов и пришел к выводу, что лучшего способа, чем побег в вагоне, трудно придумать, но нужна хорошая подготовка, а главное — мелкие детали». В целом мы неплохо отработали этот вариант, детали же решили обсудить непосредственно перед самим побегом. Но, к сожалению, здесь я еще раз убедился в мудрости поговорки, что человек предполагает, а Бог располагает. Последнее время Абвера было почти не узнать, он сильно похудел — кожа да кости. Он едва передвигал ноги даже с удобной палочкой, которую мы для него заказали, почти ничего не ел и не пил, за исключением чифиря. Ему предлагали лечь в санчасть, а она, как читатель помнит, была на головном, но он отказывался, ссылаясь на то, что ему нужен свежий воздух. На него смотрели уже как на покойника, поэтому и разрешали эту блажь.