Натренированный на победу боец - Александр Терехов
Шрифт:
Интервал:
– Елена Федоровна, ты… Что тут, эта?
– Отойдите от света, вы ж мне загораживаете, тут… Э-э… «Лета 7115 февраля в 23 дн…» Так написано: дн. «На памят святого священномученика Поликарпа Змирского убиен бысть на государевой службе князь-стольник Юрий Мещера, а погребен того же мсца 27 дн на памят прпдобного исповедника Прокофя…»
– Ничего себе, – промямлил Свиридов и зашипел: – Елена Федоровна, какой гранит?! Ты ж говорила: глина! Должна глина!
– Ах, что я могу знать? Вы уехали, про вас такое говорили… Я одна. Сказали бурить. Откуда я могу знать? Может, так и надо!
– Ну, тихо… И что же, Прохоров, что ли?.. И еще, значит, как бы, такое, есть?
– Сплошь! Вон – мы сколь раз пробовали, столько и вывернули. – Прохоров раздвинул людей, давая простор взгляду.
Свиридов смурно уставился на каменные колоды, побольше и меньше, разно раскинутые по всей площадке, дыхнул и слабо сказал:
– Ну, а хоть вот эту прочти…
– «Лета 6814 преставись раб Божий князь и старец Исаия Петров…»
– Еврей, – заметил кто-то, Свиридов вскинулся:
– Кто сказал? А ну отставить! Я покажу… Я… в общем, разойдись. Пятнадцать минут технологический перерыв. Закурить и оправиться. Можно в туалет – малая нужда. Всем покинуть рабочую площадку! Поживее, живее. – Он уже нетерпеливо манил: – Прохоров, поди-ка, ага, сюда. – Схватил того за ремень и впечатал кулаком точно в лоб. – Ты мне что, мразь, откопал? Ты откуда достал эту пакость? – Прохоров угибался, норовя перехватить кулак, свалился на колени, Свиридов гвоздил. – Убью, тварь! Уволю без пенсии!
– Так находки ж! Федоровна!
– Прекратите… Или я уйду!
– Стоять! Все-все-все, прости, ну-ну… Ну вот здесь – что написано?
– «Анастасия Бахтеярова доч».
– А, тварь… А тут? Тут?
– «Священноиерей окольничий Борисов. Схимница Надежда. Волею Божею не ста Андрея Стефанова Веламинова. Иоанн… Калашников. Князь Прокопий Смойлов Траханиотов».
– Черт, черт!
– Не торопите меня! «Стряпчий Барнышлев преставися… Аврам Григорьевич Огин-Плещеев». Это… Не разберу. «Стольник Клешнин. Старец именем Андрей. Монахиня Елена, в миру Потемкина, преставися с миром. Зубачева Елизавета. Засекин. Епископ Крутицкий Пафнутий. Инок Григорий. В месяц януаре 24 день Федор Михайлович Мстиславский. С нами Бог, никто же на ны». Сколько еще? Да что мы глаза ломаем, где ваши накладные – сверьте!
– Рот закрой! – Свиридов отступил в сторону, развернул на каменном гробу свиток, выуженный из потайного кармана, и уперся в него фонарным лучом.
Прохоров потрогал голову, на четвереньках добрался до груды палок и присел на них – палки, видно, наносили для костра, женщина темнела недвижно, как столб, – там, выше, над нами, завиднелось небо, словно чья-то рука оторвала его от земли; Свиридов листал-листал, страницы всхлипывали, женщина крикнула:
– Смотрите на «эн»! Надгробья! О господи…
Свиридов согнулся – страницы хлестали его по лицу, там, выше, теплело – снежная соль, щепотками достигавшая нас, словно ветер стряхивал ее с невидимых деревьев, теперь обратилась в холодные крапины – они кололи лицо.
– Нету. – Свиридов потушил фонарь, в темноте еще потерянно, пусто перебирал листы. – Нету такого. И что ж, Прохоров, вывернули, и еще, думаешь?..
– Вообще земли нет под ногами! Глина – тока на штык. И сразу эти камни, где ни забуриваемся! Вынимаем, под ей – другая. В одном месте решили вынать, пока будут, – шесть штук вынули, и все равно еще есть. А попробуй их вручную вынуй – окапывать надо, кран. Тесно лежат. Чуть костей только между. – Прохоров указал на кучу под своим задом. – Я уж приказал сносить на всякий случай. То монета попадется, то пряжечка, кресты. Вы говорите, забуриться. Сразу, прям, бить. Разобрались бы сперва. Шестой бур выщербили.
– Что за гадство! – вздрогнул Свиридов от дождинки, угодившей в глаз. – Елена Федоровна! Что за гадство?!
– Ну откуда я могу знать? – приговаривала женщина. – Что я вам, археолог, что ли? Кости. Думайте скорей. Сюда же приедут. Надо как-то сохранить вид, чтоб раскоп…
Дождь соткал из нитей сеть и мелко зашуршал по клеенке, прикрывавшей находки, рабочие возвращались, надевая на шапки пластиковые кульки и капюшоны из плащевки, становились забором вокруг.
– Думать нечего, – выдавил Свиридов. – Нечего думать! Превозможение! Ребята, колоды зарыть на хрен обратно. Наносить глины и заровнять в гладкое место – до лучшего времени!
– А костяки?
– Кости побить в мелочь и раскидать в поле. Прохоров, приказывай! Елена Федоровна, к одиннадцати будут плясуны, певцы, подвезут местных жителей, наше дело – помост, лесенки и лампы, на случай – в городе запразднуют и к нам припозднятся. А? Чего тебе, Костромин?
Свиридова тронул за хлястик стриженый парнишка:
– Товарищ прапорщик…
– Слушаю. – Свиридов будто обрадовался и уже наступал на него. – Че такое?!
– Может, хоть для истории надписи списать, или хоть кости оставим, там – тряпки, одежа.
– Для истории? – скорчил рожу Свиридов. – Молчи. Я сам знаю, какая нужна история. Ты вон туда смотри. – Пальцем ввысь. – Там что?! Там дождь. Дождь! Смотри туда – дождь! Иди вон зарывай, ломик возьми, на руках не подымете, ну! Дождь! Дождь!
Дождь зачастил. Заблестевшие сапоги растаптывали дно в жижу. Небо холодно пасмурилось. Не верилось, что наверху сплошь лежит снег и лиственницы стоят в хвостатых шубах. Пусть дождь сильнее – побыстрее пройдет.
Дождь сверкал спицами, ветер немного добавил ему наклон, плечи темнели. Я не взялся помогать – людей набралось вдосталь, одни спины. Поддевали ломами колоды и перекатывали к ямам, ломы вязли в глине, принесли березовые чурбачки, чтоб подкладывать.
Отдельная артель собирала черепа и кости в ведра и вереницей тащила наверх, держась за протянутый канат. Рядом блестели свежеоструганные мостки с площадками и перилами, но их берегли, а то потом не отскребешь. И я поднялся выше на два яруса.
Я встал под клеенку, берегущую отрытое поселение – горшки и какие-то осколки, уже заделанные под стекло. Рядом на щите написали красиво, что где, – дождь баюкал легчайшим грохотом, травяным громом, под клеенкой затеплилась и вспыхнула на всю яркость лампочка, рядом пережидали дождь две женщины в пушистых одинаковых шубах, они держали указки, как шпаги.
Свиридов командовал слышно. Здесь – удивительно слышно. Зажмуришься: люди рядом, отчетлив каждый матерок и хрип, а по правде – вон они где.
Свиридов проломил на луже лед и ковырнул дно палкой – мягко. Воткнули в воду заостренный кол и забивали кувалдой – пошел, пошел! – нет камней? поддается!
От лужи прокопали канавки и выгоняли воду лопатами, выбрасывали синеватые ломти льда, друг друга пятная брызгами из-под ног, дождь торопил и добавлял злости.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!