Зона поражения - Леонид Смирнов

А сам полукровка помогает монтировать из атомноупакованных деталей могучий насос, энергия к которому пойдет от корабельного реактора. Кребдюшин очень хочет выказать свою полезность: суетится, носится туда-сюда, лезет поперек батьки в пекло и пользы от него столько же, сколько и вреда.

Первым делом в иле будет утоплен новехонький купол, насос выбросит наружу ил, и можно будет поглядеть, что делается на твердом дне. Покопаться в песке и камнях — пока не надоест. А затем все начнется сначала: с помощью «Оболтуса» купол будет поднят и опущен чуть в стороне. Опять заработает насос, в расчищенный купол заберутся водолазы и будут ковыряться в дне. Эту операцию можно повторять хоть тыщу раз подряд. До полного опупения. Так оно и будет.

Так оно и было. Очистить круг диаметром двадцать метров и попробовать привязаться к древней карте. Дохлый номер. Уж лучше выбрать место наугад, очистить круг — и копнуть на удачу. Не может удача вечно от них отворачиваться!

В первый день копнули всего раз десять. Во второй — вдвое больше. В третий отработали технологию, достигнув потолка — дюжина попыток до обеда и дюжина после. Теперь в этом темпе, быть может, придется работать месяцами.

Не пришлось. На них напали в первом часу ночи. Кораблик не успел поднять тревогу. Рядом с ним лопнули баллоны с усыпляющим газом, и «Оболтуса» окутало мутно-белое облако. Неприятель знал, что он — биомех, и умел бороться с живыми машинами.

Десятки темных силуэтов беззвучно выскочили из мрака. Платон и Непейвода все еще ковырялись в дне, сидя в отмытом от последней порции ила куполе. Не хотели ложиться, пока не закончат.

Купол был пробит сразу в нескольких местах. Вода хлынула внутрь. Взвыла сирена, бешено заработал насос. Но прораны оказались слишком велики. В желтом свете прожекторов потоки мутной воды хлестали из прозрачных стен купола. Напарники едва успели натянуть скафандры, которые были у них под рукой.

И вот купол наполнился до краев. Платон и Непейвода открыли люк и выплыли наружу. Тут-то их и повязали.

Уже проваливаясь в бездну сна, «Оболтус» успел запустить двигатель, и спящий кораблик уносился в открытое море. Ему предстояло несколько часов плыть вслепую, пока газ перестанет действовать. Вместе с корабликом отправились в дальнее плавание Кребдюшин и гриб, которые, ничего не подозревая, продолжали мирно спать в своей каюте.

Напарников захватили покрытые дельфиньей кожей и кустами жабр существа с выпученными рыбьими глазами, перепончатыми конечностями и спинным плавником. Они мало напоминали вымерших тиугальбцев. Чуть больше — легендарного Ихтиандра и его вполне реальных последователей. Огромные пучеглазые головастики с длинными хвостами казались разумными только потому, что пользовались оружием.

Экспериментировать над человеческими эмбрионами пытались много раз — почти каждый век, хотя власти сурово карали за это. Едва биотехнологии делали очередной шаг вперед, ученые возобновляли свои попытки. За тысячу лет из пробирок вылупилось множество ублюдочных созданий. Создатели обрекли их на мучительную смерть или мучительную жизнь.

Правда, были среди подопытных кроликов и действительно интересные экземпляры, идеально приспособленные к экстремальным условиям назначенной им среды обитания. Среди этих везунчиков оказалось и несколько амфибий. Чем кончилась их история, Платон не знал: то ли умерли от старости, не оставив потомства, то ли до сих пор живут на какой-нибудь водной планете, все гуще заселяя ее океаны.

Аборигены связали археолога и Двунадесятого Дома эластичными жгутами и, взяв их на буксир, нырнули в придонную тьму. Пленники могли переговариваться друг с другом по рации скафандров.

— Если сразу не съели, значит, хотят побеседовать, — не терял оптимизма Дом.

— Сначала надо нагулять аппетит, а потом варить похлебку, — не терял пессимизма Рассольников.

Путешествие закончилось через полчаса. Замедлив ход, головастики втащили напарников в неприметную расщелину в скалах, которые местами торчали из ила. Если это была часть затонувшей суши, там могли сохраниться обширные подземные помещения.

Плывя по узкому туннелю, аборигены бесцеремонно пихали и подталкивали Платона и Непейводу, чтобы придать им нужное направление. Впереди возникло расплывчатое желтое пятно. Там горел светильник!

Пленников вытолкнули на поверхность воды, потом втянули на узкую полоску берега. Это была довольно большая, вырубленная в толще скалы пещера. Ее освещала висящая под потолком древняя электрическая лампа. Воздушная подушка не давала воде подняться выше. Давление воздуха здесь было вдвое больше наземного, так что Платон чувствовал себя не слишком хорошо.

Головастики могли обходиться без воды, но из-за перепончатых ласт передвигались весьма неуклюже. За все время они не обменялись и парой членораздельных звуков — только бульканье, клокотанье и лягушачье кваканье.

* * *

Аборигены повалили пленников на каменный пол и надели на щиколотки кандалы. Потом приковали кандалы цепями к кольцам, вбитым в стену пещеры. Теперь археолога и Двунадесятого Дома разделяли метров десять, и они ничем не могли друг другу помочь.

Шлемы с напарников не снимали, руки и ноги не развязывали, и потому ходячий муравейник не мог вырваться из скафандра и устроить головастикам шурум-бурум. Манометры, измеряющие давление газовой смеси в баллонах, каждые десять минут сообщали ситуацию. Воздух кончится через три с половиной часа.

— Или они уверены, что успеют закончить свои дела, — произнес археолог по рации, — или они решили нас угробить.

— Я мог бы попытаться прогрызть скафандр изнутри, но боюсь, что нас снова заставят плыть, — сказал Дом. — Стоит рискнуть?

— Сколько тебе нужно времени?

— Черт его знает… Никогда не пробовал.

— Тогда не стоит. Пусть нас сначала допросят…

Платон сел на пол, прислонившись спиной к стене, и закрыл глаза. Он не стал в очередной раз проклинать тот день и час, когда согласился участвовать в этой авантюре. Не молился он и о спасении— без толку. Его ангел-хранитель давным-давно слег от переутомления. А может, и вовсе помер.

Нет худа без добра. Выпавшие на долю Рассольникова испытания позволили на время отвлечься от той нескончаемой суеты, которую, по глубокому заблуждению, принято называть «жизнью». Сейчас он мог окинуть взором прожитое и попробовать разобраться в себе. «Зачем я живу? Год проходит за годом, я не молодею, все ближе закономерный финал — единственное, что роднит всех живущих в бренном мире. Но я стараюсь не задумываться о смысле жизни, с головой погружаясь в череду неотличимых друг от друга будней. Так проще. Что я люблю, а что ненавижу? К чему стремлюсь? Чего достиг? И чего не обрету уже никогда? Я утратил веру в чудо, еще когда под стол пешком ходил. Я утратил детскую невинность в седьмом классе, когда мы готовились к экзаменам. Ее звали Миранда. Более подходящего имени не найти, ведь она открыла для меня целый мир. Мир, в котором я продолжаю жить. Мне хорошо в нем. Уютно, тепло и мягко. Разве я — преступник от того, что беспрестанно грешу? Грех — дело богоугодное. Да и что понимать под грехом?..