Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России - Леонид Млечин

Чем дальше, тем серьезнее мы обращаемся к историческому опыту, размышляем о том, каким был Советский Союз, что представлял собой советский строй и что такое советский человек… Ну, если это только человек, который жил при советской власти, тогда, выходит, раньше был «царский человек», а ныне существует какой-нибудь «капиталистический человек». Но ведь не было «царского человека», и нет «капиталистического». А советский человек точно есть.

Вероятно, это все люди, без различия этнического происхождения, которые жили на территории Советского Союза в условиях социалистической системы. И поскольку была создана особая система, впервые в истории осуществлявшая целенаправленное воздействие на личность, то человек вынужденно приспосабливался к советскому образу жизни. Вырабатывались черты мировоззрения, взгляды на жизнь, привычки, традиции, которые за многие десятилетия закрепились. И в определенном смысле существуют по сей день…

Человек сидит на партсобрании, слушает радио, читает газеты – и что он видит? Лицемерие и откровенное вранье. И что он делает? Он начинает приспосабливаться. Вот так формируется советский человек… Он постоянно ходил в маске. Иногда маска прирастала к лицу. А под маской скрывались цинизм, голый расчет и равнодушие. Все это помогало выжить и сделать карьеру.

«Советский человек произошел от человека», – горько шутил мой остроумный коллега. Эта мутация была связана с утратой важнейших человеческих качеств или, во всяком случае, с их редуцированием, уменьшением, оскоплением. Все, что было хорошего в русском народе, как и в других народах, изживалось системой.

Советский человек превратился вовсе не в носителя высокой морали, самоотверженного и бескорыстного труженика. Жизнь толкала его в противоположном направлении. После крушения советской власти выяснилось, что система прививала практичные навыки двух видов. Прислуживать начальству и жульничать. Вот чиновники с жуликами и преуспели.

Одни, выбросив партийные и комсомольские билеты, пристраивались в новые учреждения и карабкались по служебной лестнице. А устремления те же: высокое кресло – способ не страну переустроить, а обеспечить собственную жизнь…

Другие, кто еще в советские времена приобрел коммерческие навыки, с восторгом осваивали новое экономическое пространство. Масштабы другие, грандиозные, а методы те же: обойти закон, обжулить, надуть.

Остальные наблюдали! Система поколениями отучала от самостоятельности, самоорганизации, привычки проявлять инициативу и брать на себя ответственность… Возобладали леность мысли, привычка подчиняться, ждать указаний.

Госбезопасность потеряла то место, ту силу и влияние, которые она имела в стране с 1917 года. Страх перед ведомством на Лубянке исчез. Это результат не одних только демократических преобразований в обществе. Определяющее значение имела позиция первого человека в стране. Ельцин в определенном смысле был похож на Хрущева: недолюбливал госбезопасность и не доверял ей. Вероятно, на него подействовали те годы, когда он, лидер оппозиции, находился под неусыпным контролем КГБ.

В 1989 году Борис Ельцин, тогда еще опальный политик, рассказывал о том, что сотрудники спецслужб угрожают ему убийством:

– Ко мне явились агенты КГБ, предъявили свои удостоверения и стали рассказывать спокойно, обстоятельно, доверительно, что со мной может случиться через неделю. Никаких покушений с топором или пистолетом, никаких отравлений или подстроенных аварий. Мы живем в век научно-технической революции: скажем, идете вы в толпе, а на вас издалека направляют приборчик с особым импульсом. Сердце останавливается. Если рядом не окажется «скорой помощи» с реанимационной командой – все, конец…

До покушений на его жизнь дело не дошло. Но за ним следили. Даже тогда, когда он уже возглавил российский парламент.

Виктор Иваненко:

– Борис Николаевич узнал, что в его теннисной раздевалке установлена записывающая спецтехника. Мы выяснили, по чьему распоряжению. Инициатива исходила от партийных функционеров, командированных в систему госбезопасности. Закон запрещает контролировать председателя Верховного Совета РСФСР, и мы объяснили сотрудникам союзного КГБ, что нельзя нарушать закон.

И, уже став президентом России, к руководителям госбезопасности, которые теперь подчинялись ему самому, Борис Николаевич все равно относился достаточно холодно. Пожалуй, одного Виктора Павловича Баранникова он к себе приблизил. И последующее разочарование в нем только укрепило Ельцина в мысли, что этим людям доверять нельзя.

Я спрашивал Бурбулиса, как они с Ельциным поступали, когда им нужно было поговорить откровенно.

– Когда Борис Николаевич куда-то улетал и я оставался на хозяйстве, – рассказал Геннадий Эдуардович, – то, когда он возвращался, подъезжали к Москве-реке и там на бережке полтора-два часа обсуждали, что произошло, что предстоит сделать.

Ельцин не без оснований считал, что обитатели комплекса зданий на Лубянской площади в большинстве своем не принадлежат к числу его поклонников и сторонников его реформ. Держать их под контролем – на большее Ельцин и не рассчитывал.

Сергей Степашин:

– Он шесть раз ведомство переименовывал, кастрировал. Все что угодно было… Это я на своей шкуре испытал. Я подозреваю, кто ему эти советы давал, – ребята, которые в свое время сами в этих органах служили, кто тогда был близок к телу.

У кого и когда возникла идея комиссии по расследованию роли КГБ в августовских событиях?

Сергей Степашин:

– Идет сессия Верховного Совета России. Пригласили Михаила Сергеевича, и Ельцин от него требовал: подписывай!.. Лучше бы Горбачев не приезжал… Такой стыд, мне было отвратительно сидеть в зале. Тогда же группа депутатов предложила создать комиссию по расследованию деятельности КГБ как организатора ГКЧП. Ну и сразу сказали: давайте Степашина. Ельцин согласился. Но еще существовали Советский Союз и президент СССР, так что комиссия по расследованию деятельности органов государственной безопасности – единственная, созданная указами двух президентов: Ельцина и Горбачева. Обоим я потом и рассказывал, что происходило. Особенно Михаилу Сергеевичу было интересно. Хотя многое он знал, потому что материалы прослушки, в том числе самых видных фигур советской политики, скажем Ельцина, Яковлева, Медведева да и других, до путча ложились на стол Михаилу Сергеевичу.

28 августа Горбачев подписал указ о создании комиссии по расследованию деятельности органов госбезопасности. В нее помимо Степашина вошли союзные депутаты Сергей Борисович Станкевич, Юрий Алексеевич Рыжов, Константин Дмитриевич Лубенченко, российские депутаты Владимир Николаевич Столяров, Борис Терентьевич Большаков, Александр Алексеевич Котенков, новый первый заместитель председателя союзного КГБ Анатолий Аввакумович Олейников и руководитель российского КГБ Виктор Валентинович Иваненко.

Идея состояла в том, чтобы продумать пути реформирования ведомства.

Горбачев выступал на сессии союзного Верховного Совета. Рассказал депутатам: