Барселонская галерея - Олег Рой

— Мне не разрешат с тобой жить, — проговорила она сквозь слезы. — Меня отправят в интернат!

— Господи, кто тебе такое сказал?

— Одна тетя…

— Что еще за тетя? Ну-ка рассказывай!

— Мы с Дашей гуляли по городу… А потом Даша увидела на двери дома табличку и говорит: «Лисенок, давай сюда зайдем». Мы зашли. Там такой большой коридор и много дверей. Даша пошла в одну из них, а мне велела в коридоре остаться и дяде охраннику сказала, чтобы он смотрел за мной. Но я села под дверью и все-все слышала, что они с той тетей говорили…

— И что же они говорили?

— Тетя сказала, что, если у детей умерли родители, их отправляют в интернат. Так всегда-всегда бывает!

«Понятно, — догадался Олег. — Даша, видимо, ходила в юридическую консультацию. Ну или, может, в какое-нибудь управление образования. Хотела узнать о судьбе девочки…»

— Нет, Лисенок, — сказал он вслух. — К счастью, так бывает не всегда. Иногда детей не отдают в интернат, а поручают заботиться о них другим взрослым. Тем, кто их любит и кто хочет, чтобы они выросли счастливыми.

— Правда? — Олеся перестала плакать и недоверчиво смотрела на него.

— Правда. Ведь ты же не знаешь самого главного! Мы с твоей мамой успели пожениться и оформить все документы.

— Вы стали муж и жена? — Да.

— Значит, ты любил маму? Олег вздохнул.

— Я люблю тебя, Лисенок, — сказал он наконец. — И теперь я могу тебя удочерить.

— А что это значит?

— Это значит, что нам дадут бумагу с печатью, где будет сказано, что ты моя дочка, а я твой отец.

— И я смогу при всех называть тебя папой?

— Конечно. Так что, Олеся Павловна Терехова, согласны ли вы стать Олесей Олеговной Игнатенко?

— Да! — завизжала она и кинулась к нему на шею. — Я ведь знала, что ты мой настоящий папа! Я всегда это знала!

Непростое решение

Сентябрь 2007 года

Спустя неделю после похорон Светланы Денис в сопровождении своей охраны приехал на Киевский вокзал встречать отца, возвращавшегося с гастролей.

Вокзалов Дэн никогда особенно не любил. Вот аэропорты — другое дело. Там как-то чище, организованнее, приличнее. А тут вечно грязь, бомжи, суета и неразбериха.

Да еще они опоздали к поезду. Вроде бы и выехали заранее, а все равно застряли в пробках, простояли неизвестно сколько, а за это время поезд уже подошел. Вот ведь как странно все бывает в жизни! Когда ты прибываешь вовремя, поезд или самолет обязательно опаздывает. А стоит тебе задержаться на встречу — он, пожалуйста, тут как тут, минута в минуту.

Хорошо еще, что отец у него — человек вменяемый. Все понял, когда Денис позвонил ему со стоянки на мобильный, не стал выражать недовольства и обещал спокойно дождаться в купе.

С трудом пробираясь сквозь людской поток, Дэн шагал по перрону и вдруг увидел идущую ему навстречу Таню. Он сразу ее узнал, издалека, да это было и несложно — девушка выглядела точь-в-точь так же, как полгода назад в аэропорту. Та же курточка, тот же громоздкий старый чемодан, волосы так же небрежно сколоты заколкой, и даже, кажется, заколка та же самая. Только в приложении к чемодану теперь еще и чехол со скрипкой.

То, что произошло дальше, получилось как-то само собой. Денис действовал так быстро, что даже не успел подумать, зачем он это делает и нужно ли так поступать. Он просто бросил своим ребятам: «Подождите здесь!», и устремился к девушке, окликая ее по имени.

К счастью, на этот раз у нее не было в ушах этих проклятых наушников. Она услышала, остановилась, завертела головой. Увидев его, сначала побледнела, потом покраснела. И вдруг вся засветилась улыбкой.

— Денис… Какой ты красивый. Ты уезжаешь или приехал?

— Ни то, ни другое. Встречаю кое-кого, — ответил он. И запоздало изумился ее реакции. Неужели после того, как он некрасиво поступил с ней летом, сорвавшись и уехав без всяких объяснений, она до сих пор рада его видеть? Никаких обид, никаких претензий. Просто радостная улыбка.

— Таня, я… Ты извини, что так вышло. Мне позвонили, пришлось срочно уехать, я тебя даже предупредить не успел, — забормотал он, сам чувствуя, насколько жалким и нелепым выглядит его вранье.

— Конечно, я так и подумала, — кивнула она. — Это мама подняла панику, хотела объявить тебя в розыск… Но я ей не позволила. И вещи твои не дала трогать. Они в целости и сохранности, ждут тебя в Кузьминках. Ты можешь забрать их в любой момент. Когда тебе удобно?

— Да хоть сейчас. Подождешь меня пару минут, хорошо?

— Конечно.

Не слишком хорошо понимая, что он делает, а главное — зачем, Дэн вернулся к охране и попросил встретить отца без него. Мол, возникли непредвиденные трудности, срочно надо ехать в офис. Авось батя поймет, не обидится. Таня, как и обещала, ждала в назначенном месте, посреди оплывавших ее с обеих сторон людских потоков.

— Пойдем! — Денис подхватил ее чемодан.

— А ты куда? Метро в другой стороне.

— Мы поедем на такси.

— Но это так дорого… Тут вокзал, и водители заламывают такие цены…

— Ничего, я не разорюсь.

— Ты нашел хорошую работу, да? Я так рада за тебя! Он был уверен — ее слова были абсолютно искренни.

Она действительно рада. И не тому, что у него теперь водятся бабки, которыми можно поживиться, а тому, что все устроилось, и ему теперь хорошо.

«А я-то ей не верил… — пронеслось в голове. — Дурак».

— Да, я теперь что-то вроде начальника и зарабатываю прилично.

— Это здорово. А работа тебе нравится?

— Нравится.

— Ну, это самое главное. А то когда работа не по душе, то никакие деньги этого не компенсируют…

На стоянке за поездку от Киевского в Кузьминки действительно запросили втридорога, но Денису было все равно.

— А как твои дела? — спросил он, когда они уселись в машину, оба на заднее сиденье, но далеко друг от друга.

— Спасибо, хорошо. Вот, на гастролях были…

— А в личной жизни как?

Она грустно улыбнулась и отвернулась к окну.

— Да никак… Знаешь, ты, наверное, был прав. Не было никакой любви, я сама себе все придумала-. Потому что мне так казалось интереснее жить. А это неправильно. Жить надо реальной жизнью, а не своими фантазиями.

— Рад, что ты это наконец поняла. Ну а что же все-таки он? Знаешь, мне до сих пор интересно, кто он. Он из твоего театра, да? Какой-нибудь заслуженный тенор-солист?

— Какая теперь разница?

— А я, может, ревную?