Звание Баба-яга. Ученица ведьмы - Вера Чиркова

Кройз поглядел на притихших опечаленных ребятишек, достал из кармана несколько таких знакомых мне золотистых плиточек и выдал детям по паре кубиков. «Так вот куда таскал Фуссо выманенный у меня шоколад», – поняла я с запоздалым сожалением. Жаль, не знала этого раньше, намагичила бы целую кучу.

А старейшина уже неспешно рассказывал, как гольды приноравливались к жизни в пещерах, как нашли и приручили семейство мутировавших в подземных глубинах монстров. Предков моей крабихи. Как поколение за поколением обустраивали подземные переходы и спуски, вырубали лестницы, строили мостки. И как однажды обнаружили, что страшная болезнь наконец исчезла бесследно, но возвращаться на поверхность уже не захотели. Привыкшему к полумраку племени показался слишком ослепительным солнечный свет. А через многие столетия на склоны гор пришло несколько тысяч рассорившихся с соплеменниками гномов, и после долгих споров и сомнений гольды решились заключить с ними взаимовыгодное соглашение. Продавать свои изделия только гномам в обмен на защиту от зачастивших охотников за чужим добром.

Уже задали свои вопросы серьезные глазастые ученики и, получив на дорожку по кружке горячего напитка с мясным бутербродом, отправились в нелегкий путь домой, а я все думала о несправедливости жизни. Ну почему такая беда свалилась именно на невысокий работящий народец?! И что это было, метеорит или терпящий аварию космический корабль? И похожа ли напавшая на гольдов болезнь на лучевую?

– О чем молчишь? – подбросив в очаг несколько кусочков угля, спросил старичок.

– Скажи, а гномьи князья догадываются про народ гольдов… как бы это сказать… ну, что вы все вместе? – вырвался у меня самый главный из крутящихся в мозгу вопросов.

– Конечно нет, – довольно захихикал Кройз. – Они даже подумать не могут, что старейшины Эжунт из Бранмлейна, Зираим из Гверсинта и Кройз – это я один. Да и другим старейшинам приходится появляться в разных княжествах под разными именами, не так уж много среди нас стариков. Князья вообще поделили на своих картах наши горы и объявили тех, кто живет в отмеченных ими областях, своими подданными. Ну а мы и не спорим, зачем им объяснять, что кроме маленьких поселков, в которые они иногда наведываются, в глубинах гор расположены наши города и мастерские?

У, какие хитрые. Но в таком случае они должны знать…

– Кройз, а дворцы гномам тоже вы строили?

– Разумеется. Но не всем сразу, с этим мы бы не справились. Пришлось им по очереди богатеть до такой степени, чтобы средств хватило на постройку дворца. Ведь рабочих нанимали со стороны. Мы только рисовали планы и давали указания.

Так-так. Вот теперь кое-что мне ясно.

– Значит, и тайные проходы в перекрытиях между первым и вторым этажами тоже вы сделали?

– Ну а кто же еще? – Лучики у глаз гольда собрались в веселые пучки. – Хотя гномы не дураки и за строительством бдительно наблюдали. И до сих пор искренне считают, что тайные проходы могут быть только в стенах. Лишь двое посвящены в эту тайну – дикая ведьма и ее сынок. От нее такое скрыть трудно, сквозь стены ходит. А Фус нам как свой.

– Кройз, – вспомнила я, – ты собирался объяснить, почему вы не хотели, чтобы Роул попал в Бранмлейн?

– Нас попросил один… очень полезный человек. Пообещавший помощь в важном деле.

– Бранмлейнский маг? – вырвалось у меня.

– Ну вот видишь, какая ты сообразительная. А про проходы почему сама не поняла?

– Да поняла я. Еще когда по лестнице шла. Но пока никак не привыкну смотреть одновременно во все стороны и обычным зрением, и тепловым.

– Ну-ка, ну-ка, объясни мне, как ты это понимаешь, – заинтересовался старичок и развернул ко мне кресло.

Ну вот кто тянул меня за язык? Ясно же, что теперь меня не отпустят, пока не выпытают все до тонкостей.

Разговор на самом деле затянулся, и не только Кройз задавал мне вопросы, но и я, припомнив то одно, то другое, выспрашивала у старейшины непонятные мне раньше подробности событий.

Пока не решилась задать самый главный вопрос:

– Кройз, а почему ты в тот, первый день решил, что меня нужно вынести из дворца?

– Этому много причин, – его улыбчивое лицо вдруг стало строгим и усталым, – но главная – нельзя было допускать к хозяйствованию Роула. Потому мы и помогали Латринее. Да и сейчас помогаем, хотя она об этом и не подозревает. Но давай я расскажу тебе про это в следующий раз?

– Если хочешь мне что-то сообщить, выходи из стены, – звонко объявляю, не оборачиваясь от окна, и прошу сидящего рядом на подоконнике гольда: – Делз, сходи принеси мне поесть.

Гольд невозмутимо спрыгивает на пол и выходит из комнаты, хотя отлично знает, что в шкафу, где у обычных девушек положено висеть нарядным платьям, у меня стоят две корзинки с провизией. И точно так же он уверен, что содержание разговора станет ему известно, едва незваная гостья покинет мою комнату.

– Ты еще сердишься на меня? – Приняв облик Сирени, дикая ведьма проходит к креслу.

– А ты как думаешь?

– Ну да, все правильно, – согласно вздыхает она, – я бы тоже сердилась на твоем месте. Но пойми меня…

– Почему? – обрываю ее на полуслове. – Почему я должна тебя понимать? Разве ты захотела меня понять? С чего ты решила, что имеешь право распоряжаться моей жизнью? Или еще чьей-то? Почему все должны жалеть только тебя и делать только то, чего хочется тебе? Ты сыграла на моих чувствах и на бедах своих подруг, ты не считаешься ни с чьими желаниями и надеждами. И никогда никому не сочувствуешь. Не знаю, как в вашем мире, а у нас тебя бы назвали законченной эгоисткой. Из-за тебя скитается по блиндажам Малина, несчастен Ургазир, страдает Эри, а я превратилась в монстра. И теперь ты собираешься давить мне на жалость? Так сообщаю заранее – со мной этот номер больше не пройдет. Хватит. Я и так уже влипла из-за твоих интриг по уши в настоящее… ну, в общем, никаких пониманий. Хочешь сделать предложение – говори, а понимать тебя я не обязана и не хочу.

– Ты стала очень жестокой, – бормочет ведьма, но с кресла вставать не торопится.

– Ага, в чужом глазу соринку видно, а в своем бревна не заметно, – выпаливаю в нее любимой тетушкиной поговоркой. – А вот все остальные считают, что жестокий тут кто-то другой. Но я не собираюсь переходить на личности. Тебя не переделать, да и не нужно это мне. Как только я получу свое тело, ноги моей больше не будет в этом дворце.

И уже выкрикивая эти слова, понимаю, что совершила огромную ошибку. Слишком поздно включила свое тепловое ощущение. Но исправлять что-либо уже поздно. Эх, не зря тетушка твердит, что слово – не воробей, вылетит – не вернешь. Хотя я плохо понимаю, как можно вернуть того же воробья.

– А я хотела с тобой договориться, – печально говорит Сирень, но этому скорбному тону я не верю заранее.