Дом Близнецов - Анатолий Королев

И он наклонился к самому уху Клавиго.

— Ты считаешь истиной слова гегельянца Кожева — «человек это смерть, которая проживает человеческую жизнь», а я скажу тебе так — человек это Бог, проживающий жизнь смертного человека. Ну, что ты решил?

«Нет», — покачал головой Валентин.

— Жаль. Я хотел вас спасти. Эй, люди, снимите капкан. Вот его пропуск.

Князь достал карточку гостя, тиснул печаткою перстня.

— Сегодня…

— 27 мая, 4 часа 13 минут, — подсказал секретарь.

— Впишите сами…

Тот вписал дату и время в нужную графу и пристегнул пропуск к пиджаку беглеца.

— Прощай, дружище.

Князь протянул руку в перчатке. Поколебавшись, Валентин ответил рукопожатием. Он был уверен, что все это красноречие — театр для себя, что никто никуда его не отпустит, никто не снимет капкан…

Князь посмотрел на перчатку, где остались следы крови. Снял и отдал секретарю.

— Дружище, берегите себя. Вдруг… Нежданно-негаданно… Однажды… Три самых великих слова в нашей вселенной, где обеспечены все права у случайности. А это поверь, дорогого стоит.

После этого поляна вмиг опустела.

Только старший охранник еще недолго повозился с замком и разжал зубья капкана. Валентин застонал от боли. Бросив челюсти наземь, секьюрити, молодой мрачный парень, достал из кармана пакет первой помощи, разорвал облатку, туго забинтовал ногу и сделал укол от столбняка.

— Ты воевал? — глухо спросил Валентин.

— Типа того, — ответил секьюрити и поставил Валентина на ноги.

Затем кинулся догонять своих.

Валентин с трудом надел обувь.

Гроза вдруг оставила пенную Балтику и вернулась на сушу. Гром загремел ближе и злее, но вода медлила проливаться дождем, хотя небесная ванна наполнилась до краев и чуть накренилась. Только тогда, когда Валентин вышел на ленту шоссе, по асфальту отвесно запрыгали первые капли небесной дроби. Вновь потемнело. Прихрамывая, Валентин шел все быстрей и быстрей, боль отступила. Неужели свободен? Он никак не мог поверить словам сентиментального тигра и ждал новых ловушек. Когда впереди показался шлагбаум на выезде из заповедника, а из будки вышел ночной постовой, он был почти что готов получить пулю в лоб, но дежурный издали помахал рукой: не трусь, все в порядке. И дружески посветил бледным лучом фонаря на пропуск.

Пластик отливал радужными огнями.

На КПП охранник снял карточку с лацкана, провел через щель регистратора на вертушке — вспыхнул зеленый — и Валентин вышел наружу.

— Держи, — дежурный протянул ему зонт.

— О’кей.

Валентин увидел уютные огни над мотелем «Старина Шоколад» и парковку, где стояли всего три автомобиля, в том числе его верный «Опель».

Подволакивая ногу, он дотащился до машины. Стоянка была оплачена на десять дней вперед, в запасе еще трое суток. Открыл пультом дверцу, сложил зонт — пригодится в дороге — и с облегчением сел за руль. Отлично, остались пустяки. Он проверил «Опель» — все работает. Включил музон, чтобы приятнее катить в Калининград, заглянул в бардачок — все на месте, нашарил засохший чизбургер в бумажном пакете, и порцию картошки-фри с пайкой горчицы, перекусить; вытащил из тайника под сидением личный, зарегистрированный, где нужно, пистолет марки ПМ. Он хотел всего лишь убедиться, что пушка на месте, но содрогнулся от приступа вожделения и без всяких попыток отпора, с облегчением, блаженно приставил ствол к сердцу, как можно точнее уперся в тело, чтобы не угодить пулей в ребро, и все-таки… все-таки застрелился.

— Ведь я предупреждал дурака — не закладывай черту голову.

— От судьбы не уйдешь…

Во рту жертвы краснел намертво сжатый зубами, залитый кровью кусок от чизбургера; сам надкушенный сандвич и револьвер валялись у ног.

На лобовом стекле было написано: «гав». Пальцем в горчице.

Видимо, это были последние слова самоубийцы.

В салоне до них ничего не тронули, даже музыку на FM-волне оставили включенной.

Оба прислушались.

Передавали какую-то муть…

…Звезда мировой оперы Анна Софи фон Оттер пела в сопровождении Венского симфонического оркестра арию Ариоданта из оперы Георга Фридриха Генделя «Ариодант»:

— Ваша пуля у меня, — сказал князь. И показал раскрытую ладонь.