Волкодав. Мир по дороге - Мария Семенова

– И шулхад Эримей там упокоен? – спросил он Иригойена.

– Конечно, ведь он… А откуда ты про него знаешь?

– Каттай говорил.

– Посмертное Тело славного шулхада Эримея – одно из самых высокочтимых, – помолчав, проговорил Иригойен. – Его считают очень благим. Кое-кто из сэднику полагает, что его следовало бы оградить стеной, ибо стража не поспевает гонять оттуда невольников. Им ведь строго запрещено совершать в Садах поклонение, но они пробираются всё равно… Другие учителя говорят – Эримей, верно, знал, что творил, оставаясь перед Лунным Небом освободителем смелых рабов… Я сам любил там молиться. Это Тело вправду благое. Рядом с ним всегда тихо и хорошо…

– Покажешь мне его, – сказал венн.

Здесь, где к берегу подходили не улицы, а заулки, застава перекрывала даже не разрыв земляного вала, а перелаз через него. Жёнки ходили на реку стирать бельё, ребятишки – купаться. Ещё бы Иригойену было не знать этот проход!

Стража обратила очень мало внимания на троих путников с ручной тележкой и осликом.

– Всё изменилось, – задумчиво проговорил сын пекаря, когда они уже спускались с внутренней стороны вала. – Раньше я всех знал, кого обычно здесь ставили. А теперь – ни они меня, ни я их…

Слушая его, Волкодав снова, как когда-то в саккаремских горах, представил своё возвращение в родные места и вдруг понял: Иригойену было страшно. Вот и я посмотрю на холмы, по которым бегал мальчишкой, и они покажутся незнакомыми. Вместо дремучих ельников, спускавшихся к доверчивым лесным озёрам, явит себя сплошной ветролом. Выворотни, мешанина стволов, пожухлая хвоя… И сами озёра, точно тело поруганной Итилет. А на месте дубрав предстанут горькие пни – ни жёлудя, ни ростка…

Нет уж. Лучше про такое вовсе не думать. Настанет время помирать, тогда и помрём.

– А каменоломни в какой стороне? – спросил он Иригойена.

– Здесь их много, – удивился тот. – На что тебе?

Денег у них покамест хватало, никакой нужды в заработке, да ещё таком нелёгком, вроде бы не предвиделось.

– Канара. Там вырубают Посмертные Тела, – сказал Волкодав.

– Эти выработки далеко… – принялся объяснять Иригойен.

Состоятельная семья пекарей Даари жила в старом городе, хотя и не около крепости, где обитали вельможи, а, как приличествовало зажиточным ремесленникам, у самой стены. Иригойен хотел сразу вести туда своих спутников:

– Срамно мне будет, если вы заночуете не под моим кровом.

Мать Кендарат посмотрела на улицу впереди. Слободки карабкались на довольно крутой склон холма, улица сворачивала и петляла.

– Малыш, мы с Серым устали и не хотим лезть в эту гору, – сказала жрица. – Я с рассвета в седле и уже опасаюсь, как бы не рассыпались мои старые кости… Отведи-ка ты нас сперва на хороший постоялый двор, я поставлю осла и сама прилягу, а вы, молодые, сходите налегке.

Волкодава удивила такая бессовестная неправда. Онто знал, легко ли было уморить избранницу Кан. Оставалось лишь гадать о причине, по которой она не хотела идти в дом Даари. По крайней мере, сразу.

– Н-ну ладно… – пробормотал Иригойен. – Тогда вот здесь нам налево…

Собственно, название города означало просто «Кирпич-на-Гарнате», поскольку, если верить легенде, именно здесь халисунцы когда-то взялись строить из кирпича. Они и до сих пор это делали, и делали здорово. Пожалуй, Волкодав нигде ещё не видел столько разного кирпича и такой вычурной кладки, как в старом городе Гарнатаката. Заборы здесь были ничуть не хуже дар-дзумских, высокие и глухие. Они надёжно прятали от стороннего глаза происходившее во дворах, но в городской тесноте дома росли ввысь. Волкодав едва не споткнулся, когда чьё-то жилище показалось ему деревянным, бревенчатым. Он даже вытянулся, стараясь увидеть побольше, и понял свою ошибку. Просто в этом краю, обделённом строевым лесом, кто-то оказался не вовсе чужд понимания жизни и, пользуясь достатком, заказал мастерам особые кирпичи.

Знать бы ещё, как в таком доме живётся…

Улица выглядела совсем пустой. Волкодаву это не нравилось. В приличной веннской деревне, обители крепкого рода, навстречу приезжему сразу высыпали бы стар и млад, обняли родича, повели в тепло – кормить, поить и расспрашивать. Когда люди отгораживаются от соседей высокими стенами, как от врагов, значит неправильная у них жизнь.

– При первых шулхадах здесь было становище четырёх сотен воинов, – рассказывал Иригойен. – Всё давно изменилось, но мы до сих пор делим город на Сотни: Синюю, Зелёную, Красную…

– Каттай жил в Зелёной, – сказал Волкодав. – На улице Сломанного Стремени. Знаешь такую?

Гарната-кат был гораздо больше не то что Дар-Дзумы или Рудой Вежи – даже саккаремского Астутерана. Венн чувствовал себя весьма неуютно и понимал, что без помощи Иригойена разыщет эту улицу хорошо если к весне.

– Конечно знаю, – ответил тот. – Это по дороге на невольничий торг. Я там часто бывал.

Так-то вот. Невольничий торг. И караваны, уходящие к Самоцветным горам.

– Каттай говорил, в чужую Сотню могли без выкупа не пустить…

– Мой отец грозился оторвать уши всякому, кто вздумает не пускать «чужих» к его лавке. Никто не уходил от него без угощения, даже дети рабов.

– Славный у тебя отец, – сказал венн.

Он много раз помогал матери месить тесто и до сих пор не забыл ни ощущения живого и доброго тепла под ладонями, ни своего тогдашнего убеждения: быть такого не может, чтобы хлебопёк оказался дурным человеком.

– А вот меня раз побили в Зелёной, когда я был мальчишкой, – вздохнул Иригойен. – Люди выдумывают какие угодно различия, чтобы хоть чем-нибудь, но кичиться. И в особенности если на самом деле хвастаться нечем. Помнишь, Камышовый Кот удивлялся, отчего я не твердил о преимуществе нашей веры? А я сказал, что Луна всем поровну светит?.. Вот и тогда мне казалось, что все улицы вымощены одинаковым кирпичом, но, наверное, сыновья тех мальчишек дерутся по-прежнему… Смотри, здесь уже Синяя Сотня!

Никакой внятной границы на земле проведено не было, но соперничество ощущалось. Через забор от «бревенчатого» дома виднелся ещё более диковинный. С беглого взгляда Волкодав посчитал его выступом скальной основы холма, но потом обратил внимание на деревянные ставни. Строители в самом деле использовали скалу, но так ловко нарастили её, где требовалось, диким камнем и кирпичом, что одно сливалось с другим – поди отличи.

– Твой дом тоже такой? – повернулся венн к Иригойену.

Честно говоря, отсюда он этот дом нашёл бы и сам, без подсказок и даже с завязанными глазами. По запаху. Самому лучшему запаху на свете.

Он спрашивал больше оттого, что Иригойен остановился, держась за стену и прижимая к груди ладонь.

Впрочем, его ответ прозвучал почти весело.

– Куда нам… Дом уже был, когда мы его купили. Дед ещё и снёс половину, чтобы пекарню устроить и закрома…