Дочь любимой женщины - Денис Драгунский

Да, конечно, все естественно.

Кому-то очень везет. Кто-то родился в семье художников, в огромной старой квартире, в доме, украшенном мемориальной доской в честь дедушки, который, подумать только, здесь жил и работал. Кто-то еще в художественной школе получал призы из Японии и Индии за жульнически детские картинки и сумел это использовать. Кого-то вдруг заметили на первой же молодежной однодневной выставке. А женитьба? Нет, нет, нет! – внутренне или даже почти вслух закричал Саша, он любил свою жену, и ни тогда, ни сейчас, ни в какую секунду жизни не променял бы ее ни на кого, даже мысли такой не было, но всё же – разве женитьба не момент удачи? Ведь в старое время женились и на больших деньгах, и на высоких связях, и все это было в обычае, считалось нормальным и вполне почтенным. А вот женился бы он, к примеру, на Ниночке Володичевой – у них слегка начинался роман ближе к концу третьего курса, – странно подумать, но ведь любил бы ее искренне и нежно и морду набил бы всякому, кто сказал бы про расчет. А главное, сам был бы убежден, что любит ее, вот взял и влюбился, а на остальное наплевать! А что? Тихая, беленькая, вполне складненькая девочка умеренных талантов, скромная такая, черную «Волгу» с шофером оставляла у дальнего угла дома тринадцать по Волоколамскому шоссе, а сама тихонько так пешочком проходила остатний квартал до института. До Высшего художественно-промышленного училища, бывшего Строгановского… Сейчас, разумеется, культурная советница в ЮНЕСКО. Было бы смешно, если бы иначе.

О, многозвенная цепь разнообразных везений – от первого свидания твоих папы с мамой до внезапной замены председателя выставкома, – но как же случилось, что он проскочил все ее колечки и нигде не зацепился? Кажется, во Франции был один такой маршал, фамилии не помню. Не выиграл ни одного сражения, ни разу.

И вообще, есть миллион случаев везения, а невезение всегда одинаково: ты незаметен, неинтересен, бездарен. Не нужен. И Саша вдруг понял, что это возникшее в уме неопределенное риторическое ты на самом деле относится к нему. К нему лично. Это он бездарен, неинтересен, скуп, скучен и уже староват, чтоб надеяться на чудо внезапной перемены…

Вбежала жена, обняла его, он бормотал сквозь слезы, что виноват перед ней и что жизнь прошла, а она целовала его и говорила, что он еще молодой, и очень талантливый, и всего добьется, и все будет хорошо.

1.

Виктор Петрович, пятидесяти двух лет, и Аглая Сергеевна, его точная ровесница (может, на месяц моложе или на неделю старше), встретились на приеме по случаю десятой годовщины открытия в России представительства фонда Вельтмана, «Klaus Weltmann Stiftung», который по всему миру раздавал стипендии молодым литераторам, филологам и историкам. Прием был в гостинице «Мариотт», на Тверской.

Виктор Петрович давно не виделся с Аглаей Сергеевной – лет двадцать пять, наверное. Подошел, окликнул. Она его тут же узнала. Обрадовалась.

Обменялись визитками. Обоим неловко было расспрашивать друг друга насчет «женат-замужем, дети-работа». Поэтому поговорили так, ни о чем. «Кого из наших видишь? Никого. А я вот разве Валю Никитского. О! Привет ему, если он меня помнит».

– Ты мне звони, – сказала Аглая Сергеевна и протянула ему руку.

– Обязательно позвоню, – сказал Виктор Петрович, взял ее руку, слегка сжал, потом повернул к себе тыльной стороной, поднял к губам и поцеловал. – Позвоню, Алечка моя любимая, куда же я денусь, – тихо-тихо добавил он.

– Когда? – спросила она.

– Сегодня, – сказал он.

– Тогда через часок. Я здесь недалеко живу.

Позвонил ровно через час.

– Привет! Ну, как тебе это сборище?

– Мы будем говорить о литературе? – она засмеялась. – О текущей журнальной словесности?

– Давай так. Ну, начинай!

– Адрес легко запомнить, – сказала она и назвала улицу. – Дом 15, квартира 15. Девятый этаж. Подъезд, сам понимаешь, первый. Вход со двора. Из арки направо, и тут же.

Виктор Петрович посмотрел из окна машины на дверь, куда ему предстояло войти. Еще пять минут назад ему очень хотелось к ней. Сейчас – непонятно. Не совсем понятно. Не окончательно понятно. Но убегать – глупо.

Дверь была старая, филенчатая, со стеклом. Сохранили, не поставили мрачную железку, как везде в городе. Приятно.

Дверь открылась. Вышла женщина с сумкой через плечо.

Виктор Петрович вздрогнул. Это была Аглая Сергеевна. Почему она уходит? В чем дело, что за фокусы? Он открыл дверцу, она обернулась на звук. Нет, конечно. Это была молодая девушка. Но страшно на нее похожая. Примерно такая была Аглая Сергеевна, когда они виделись в последний раз. Девушке было лет двадцать пять или даже меньше.

– Постойте! – крикнул он. – Минутку! – вышел из машины, заступил ей дорогу.

Она остановилась. Он протянул ей визитную карточку. Она отдернула руку.

– Вы, наверное, дочь Аглаи Сергеевны?

– А вы кто?

– А я вот иду в гости к вашей маме.

– А! – она засмеялась. – Так это, значит, из-за вас!

– Что из-за меня?

– Из-за вас, дорогой и уважаемый, – она взяла визитку и заглянула в нее, – Виктор Петрович, меня мама попросила, как бы это вам сказать…

– Съездить к подруге? – спросил он. – Как вас зовут?

– Вот именно, к подруге, – сказала она. – Как меня зовут? Редкое имя. Лена.

– Знаете что, Лена, – строго сказал он. – Идите-ка вы, Лена, домой. А маме скажите, что дядя Витя подвернул ногу, прямо на ваших глазах. И тихо уполз в направлении травмпункта.

– Да ладно, дядя Витя! – казалось, она готова была потрепать его по плечу. – Если вместо вас вернусь я, мама очень расстроится. Я точно говорю. Идите. А я уж как-нибудь.

– Что «как-нибудь»? А подруга? Где она живет, кстати?

– Подождите, – сказала Лена, доставая мобильник. – Подругу еще надо найти. Ладно. Разберемся. В крайнем случае, пойду в гостиницу. У меня есть деньги. В смысле, карточка. Мама потом отдаст.

– Лена, слушайте меня, – сказал Виктор Петрович и вытащил из кармана кожаную ключницу. – Держите. На визитке мой адрес. Видите? Не потеряйте. Вот это – открыть замок на подъезде. Вот эти два ключа – от двери. В общем, разберетесь. Белье, полотенце, еда в холодильнике – найдете сами.

– Серьезно? – сказала она.

– Только дождитесь меня завтра, я приду не позже десяти, годится?

– Годится. Ну, я пошла.

– Лучше я вас сам отвезу. Это, в общем, недалеко.

– Спасибо, – сказала она, когда они подъехали к его дому. – Хороший вы человек, дядя Витя. Я где-то понимаю маму…

Она посмотрела на него, а он – на нее.