Гостомысл - Александр Майборода

— Разве дружинники служат князю ради выгоды? — с негодованием спросил Гостомысл и опустил кота на пол.

— Все в мире делается ради выгоды, — уклончиво ответил Стоум и продолжил: — Пока другие князья зовут их и с радостью принимают в свои дружины, они хотят этим воспользоваться,

— Значит, они могут перейти и к нашим врагам? — спросил Гостомысл.

— Возможно, — сказал Стоум и тяжело вздохнул. — Так что горечь поражения твоего отца суждено испить тебе в полной мере.

По мере того как Стоум объяснял ситуацию, Гостомысл понимал, что его положение еще хуже, чем он полагал, и, возможно, он скоро погибнет.

От тяжких дум голова Гостомысла клонилась вниз, и ему снова хотелось броситься в постель и расплакаться.

Но как только Стоум закончил свою речь, он спросил:

— Сколько осталось у меня дружинников?

— Двадцать молодой дружины, — доложил Ратиша.

— И десять старой, — сказал Стоум.

— Итого — тридцать воинов, — подвел итог Гостомысл.

— Очень мало, — сказал Ратиша. — У данов даже сейчас воинов раз в двадцать больше.

Стоум напомнил:

— К тому же наши молодые воины не имеют сил и опыта, поэтому они не могут заменить старых дружинников.

— Маловато нас, — с тихой задумчивостью проговорил Гостомысл и, встав, гордо вскинул голову и горячо проговорил: — Но ведь я еще и военный вождь племени словенов! Они дадут мне воинов.

Кот прижался к ногам Гостомысла так, что он не мог шагнуть.

— Эй, за дверью?! — с досадой громко позвал Гостомысл.

Дверь приоткрылась, и в комнату вошел молодой воин.

Гостомысл наклонился, взял кота, дунул ему в нос, от чего тот чихнул, и сказал: — Снежок, у нас секретное дело! — отдал кота воину и приказал: — Унеси его на кухню. Пусть дадут ему молока.

Стоум покачал головой.

— Боюсь, они теперь будут искать нового военного вождя. Люди идут за сильным вождем. Никто не любит неудачников.

Лицо Гостомысл а потемнело, он подошел к окну. Некоторое время задумчиво смотрел в окно.

Наконец повернулся и спросил:

— Мы погибнем?

Стоум поднялся, подошел к Гоетомыслу и обнял его за плечи. Едва заметно усмехнулся и тихо проговорил:

— Мальчик мой, мы находимся в очень тяжелой ситуации. В таком положении надо либо умереть, либо биться до конца, пока бьется сердце, до последнего дыхания. Так что выбор для тебя небогат, — победи или умри!

— Я свой выбор сделал! Я буду биться, пока жив! Даже если останусь один! — резко сказал Гостомысл. — Я хочу победить... только я не знаю, как это сделать. Я не знаю, как, не имея дружины, победить! Такое разве только самим богам под силу.

— Так ведь сила не в количестве, а в уме, — сказал Стоум.

Гостомысл взглянул в лицо боярину. На губах боярина блуждала едва заметная таинственная улыбка, но лицо хранило серьезное выражение.

Гостомысл догадался, что его во< питатель уже придумал, как им выбраться из тяжелой ситуации.

— И что ты посоветуешь? — оживился Гостомысл.

— А вот над этим надо подумать. До весны у нас время есть. Запасы у нас есть на три года. А нападут даны, с помощью городского ополчения будем отбиваться. Город хорошо укреплен, а большое войско по воде не приведешь. А там видно будет, — хитро улыбаясь, сказал Стоум.

Гостомысл покачал головой. Стоум удивленно спросил:

— Тебе что-то не нравится в моих словах?

— Твое предложение, Стоум, конечно, правильное, — сказал Гостомысл. — Да только есть у меня сомнение — просидим на острове, а даны тем временем будут укрепляться в наших землях. Мы останемся с той же силой, а то и оставшиеся дружинники разбегутся, а даны за это время усилятся. К лету в Данию обязательно дойдет весть об удаче Готлиба, и к нему приплывут из-за моря новые воины — все любят удачливых князей. Тогда нам с ними никогда не справиться.

Ратиша загорячился и вмешался в разговор.

— Нельзя нам сидеть сиднем в Кореле! Надо воевать с данами!

Стоум кивнул головой.

— Однако умно сказал князь. И ты отрок прав. Я ведь так сказал для проверки вашего духа. Конечно, надо воевать с разбойниками. Только нельзя сразу лезть рукой в огонь. Нельзя нападать на все войско разбойников....

Гостомысл быстро перебил его:

— На все войско нельзя, но на его малую часть можно? Они сейчас малыми отрядами начнут ездить по близким городам и сажать своих посадников.

Ратиша вскочил.

— Вот малые отряды и можем бить.

Стоум рассмеялся:

— Правильно говоришь — капля камень точит. Если мы не можем разбить сразу все войско данов, так будем бить его по частям...

— В этом есть еще одна выгода, — рассудительно проговорил Гостомысл, сел за стол и продолжил: — Когда мы одержим первые победы, об этом слава пройдет по всей земле славянской, и тогда к нам потянутся добрые воины.

— Умно, умно, — одобрительно ворчал под нос Стоум, слушая молодого князя. — Однако добрый князь из мальчишки получится.

— Молодая дружина готова идти в бой! — воскликнул Ратиша.

— И со старой дружиной тоже решим, — сказал Стоум и присел рядом с Гостомыслом. — Многие дружинники сомневались, надо ли уходить к другому князю? К этому их побуждало наше бездействие. Воин не любит сидеть без дела. А теперь, когда мы решили, как нам воевать дальше, многие старые воины подумают остаться в твоей дружине. А в нашем положении нам важен каждый воин.

— А чтобы лучше шло дело — смешаем новую дружину и старую, — сказал Гостомысл.

— Решение верное — молодежь будет рваться в бой, а старые воины придадут рассудительности и осторожности, — сказал Стоум и заметил: — Только спешить с этим не стоит — пусть сначала они привыкнут друг к другу.

— Верно — старая дружина не любит молодых, — сказал Ратиша.

Он сел на лавку у стены.

— Нам сейчас не до любви друг к другу. Для меня все дружинники едины. Кто хочет мне служить — тому я рад. А кто будет искать ссор — пусть уходит. Либо сам прогоню, — сказал Гостомысл.

Стоум кивнул головой и проговорил:

— И это верно.

— Надо послать в город наших людей, чтобы они смотрели, что делают враги, и выбрать удобный момент для нападения на данов, — сказал Гостомысл.

— Послать надо бы. Только нельзя стариков посылать в город, — сказал Стоум.

— Почему? — спросил Гостомысл.

— Старые воины сразу бросятся в глаза данам, и они их посадят в подвал, как лазутчиков, — сказал Стоум.

— Верно, — сказал Гостомысл.