Страж морского принца - Дана Арнаутова

– Эруви, – попросил Алестар, вытаскивая из груды ножей что-то необычное. – Можешь кое-что для меня сделать? Только тихо, как раньше.

Охранники плавали чуть поодаль, им слышно не было, и Алестар почувствовал знакомый сладкий холодок ужаса, когда все уже решено, однако остановиться еще не поздно и все равно знаешь – не остановишься.

– Как скажешь, – удивленно пожала плечами Эрувейн. – А что?

– Сегодня ночью оставь мне у больших садов оседланного салту? Хочу с Джиад кое-куда сплавать без охраны.

– О-о-о, – протянула Эрувейн, откидывая косички на спину и явно едва сдерживаясь, чтоб не рассмеяться. – Вам дворца мало? Ладно-ладно, – заговорила она тише, – сделаю, конечно. Привет своей избранной передай.

– Обязательно, – кивнул Алестар. – Смотри, а ничего?

Он покачал на ладони длинный охотничий нож, изогнутый, как плавник салру. Серебристое лезвие с травленым узором, очень простая, но удивительно хваткая костяная рукоять…

– Да! – выдохнула Эрувейн восторженно. – Аль, уступи!

– Не уступлю, – рассмеялся Алестар, чувствуя, как поднимает и уносит его сомнения волна отчаянной пьянящей легкости. – И не проси! Господин Мирис, пришлите за деньгами во дворец.

Вложив клинок в облюбованные девушкой бирюзово-жемчужные ножны, что пришлись на удивление впору, он протянул их Эруви.

– Держи. Хочешь – Даголару своему подари, хочешь – себе оставь.

– Аль, – покраснела Эрувейн, принимая клинок. – Зачем?

– Просто так, – беззаботно пожал плечами Алестар. – Не забудь, ладно? Большие сады, до полуночи.

И, подмигнув, прянул в седло салту, с места пустив его вверх.

Во дворец он, как и было обещано, добрался только вечером. Охранники наверняка удивлялись, какая медуза ужалила принца, но мысли держали при себе, послушно мотаясь за Алестаром по городу. Удивительно, как много можно успеть, если точно знать, что твое время вот-вот закончится. Ярость, поначалу слепившая и все-таки мешавшая думать, не ушла, но перетекла в холодную злую уверенность, что все задуманное – правильно.

Алестар заглянул в квартал, где жил злополучный целитель, что лечил якобы больного Галифа, и узнал: тот еще луну назад умер, отравившись рыбой даус. Действительно, бывает. Если неправильно приготовить, редкое лакомство превратится в смертельный яд. Соседи целителя сокрушенно покачивали головами: какая неосторожность! Алестар только кивнул, разворачивая салту, – и эта нить оборвалась.

Потом он заглянул на арену. Поговорил с мастером, обучавшим его зверей, проплыл по арене, прощаясь. Гонок в этот день не было, арена пустовала, и лишь несколько ездоков наматывали круги на молодых, судя по неровным рыскающим движениям, салту. Алестар глянул издалека, вздохнул.

Еще, наверное, стоило заглянуть к Санлии. Но потом он подумал, что уж на это время останется, не случится же все сразу. Так что напоследок Алестар проплыл по городу, удивляясь, как его, всегда так любившего Акаланте, могла раздражать повседневная суматоха на рынке и приветствия подданных. Он даже завернул к одному лотку и бросил на него монетку, подхватив ломоть листа курапаро и с удовольствием вонзив зубы в сочную сладковатую мякоть.

Но поздним вечером все же пришлось вернуться домой. В комнату Кассии, которую он про себя уже отвык называть так, но не успел привыкнуть называть комнатой Джиад. Та не спала, сидела у клетки, играя с мальком, изрядно подросшим за это время. Малек пытался выхватить небольшую рыбешку, которой Джиад водила у него перед носом. Делал он это напоказ лениво, но, когда жрица в ответ замедляла движения, тут же кидался вперед, разевая уморительно розовую зубастую пасть. Похоже, эти двое отлично понимали друг друга.

Алестар повел плечами, сбрасывая усталость, подплыл к ложу, сказал в обращенную к нему стройную спину, обтянутую рубашкой.

– Как день прошел?

– Прекрасно, ваше высочество, – послышался равнодушный ответ.

– Это потому, что без меня, – сообщил Алестар то, что и так было понятно, растягиваясь на ложе. – Иди сюда.

Спина едва заметно напряглась. Жрица уже привычно оттолкнулась ногами от пола, поднимаясь вверх и подплывая к ложу, глянула с бесстрастной настороженностью. Алестар взглядом указал на ложе рядом с собой, повернулся на бок, придвинулся ближе к опустившейся на постель Джиад. Протянул руку, немного спустил рубашку и медленно погладил плечо, именно такое горячее и гладкое, как ему постоянно представлялось.

– Невис говорит, уже можно, – уронил с тщательно рассчитанной небрежностью.

Джиад молчала. Только смотрела мимо Алестара куда-то в стену черными, как застывшая лава, глазами, в которых не было совершенно ничего.

– Иди сюда, – повторил Алестар, притягивая ее ближе.

И сам замер, обняв за плечи несопротивляющееся, равнодушно-покорное тело. Застыл, боясь шевельнуться и вздохнуть, потому что жрица явно готовилась к худшему, а Алестар точно знал: вот это нежное, сильное и живое тепло под его ладонями и есть все счастье, что насмешливые боги отмерили ему до конца жизни. Теперь уже ясно, что до конца.

– Я спросить хочу, – так же безразлично спросил он, уткнувшись взглядом в темные, только начавшие отрастать до приличной длины пряди волос. – Вот если бы мы встретились иначе… Ну, вдруг? Могло бы у нас выйти что-то хорошее, а?

– Не знаю, – помолчав, тихо отозвалась его запечатленная.

Пока еще – его. От этой простой мысли хотелось орать и бить кулаками в мозаичные стены, отгородившие их от всего мира, но Алестар поймал поднимающуюся изнутри волну, обернув ее вспять и вглубь. Пусть вырвется потом – не страшно. Он как будто видел себя со стороны, удивляясь тому, что, оказывается, его – двое. Одному Алестару до исступленной дрожи хотелось еще немного притянуть к себе свою собственность, слиться с ней, гладить и целовать упоительно желанное тело, с каждым толчком плоти в плоть наслаждаясь невиданным счастьем. И пусть это будет счастье на одного, разве не для этого существует запечатление? Раз боги отдали его иреназе, лишив людей, – им виднее. И будет целых десять дней и ночей блаженства, а потом… И тут Алестар становился собой вторым. Потому что тот, второй, не считал, что десятидневье в постели – хорошая цена за то, чтобы окончательно сделать свою душу комком грязи. И разве отец не учил его долгу благодарности? Не говорил, что честь выше жизни? Да плевать на все! И на долг, и на честь! Джиад, его Джиад, ненавидящая его так же искренне и спокойно, как спасала, рискуя жизнью, – разве она заслужила смерть?

– Вот и я не знаю, – усмехнулся Алестар. – А хотелось бы… Ладно, собирайся.

Он оттолкнул недоуменно вскинувшуюся жрицу, чувствуя, что на лице так и застыла маской злая усмешка.

– Собирайся, говорю, – повторил, всплывая с ложа. – Возьми нож, что ли… И плыви за мной.

– Ваше высочество ничего не хочет объяснить? – хмуро поинтересовалась Джиад, даже не привстав с постели.