Не ходи к гадалке, Лиззи! - Галина Васильевна Герасимова

спросила Лиззи, видевшая призрака в отражении.

Та закатила глаза.

– Конечно изменилась. Раньше ты всегда просила меня выйти из ванной комнаты, а не начинала разговор.

– Нет, я имею в виду…

– Он был хорош? – вместо ответа полюбопытствовала Вирджиния.

Лиззи смущенно кивнула. Конечно, глупо было ждать, что после первой близости у нее изменится разрез глаз, подрастет грудь или произойдет еще какая-нибудь подобная глупость, о которых шепотом на ушко рассказывали молодые леди.

– Что ж, лучше так, чем страдать с нелюбимым, – поддержала ее тетушка. – Надеюсь, ты скоро нас познакомишь.

– Я бы тоже этого хотела.

Вот только Тайлер сидел в тюрьме, и как сообщить об этом родственникам, она не представляла.

Стоило вспомнить о проблеме, и хорошего настроения как не бывало. К тому же, пожелай она поделиться с родителями, не по кристаллу связи сообщать такие новости!

– Вирджиния, а мама надолго уехала к дедушке?

– Ну, как он покричит и успокоится, так она и вернется, – протянула тетушка.

– Ты о чем?

– Мне, конечно, попеняют, что я болтушка, но ты же все равно узнаешь. От твоего отца отказались несколько постоянных кредиторов. Матери пришлось заложить загородный дом, чтобы проект с железной дорогой не остановился. Дед, как ты понимаешь, недоволен.

– Это из-за скандала с Сандерсами? – предположила Лиззи, добавив к списку своих прегрешений еще одно.

Вот какой запасной план был у родителей!

– Из-за него или просто из-за боязни рисковать – ты на себя напраслину не наводи. Твои родители – люди взрослые, разберутся. А у тебя и других дел немало, ведь так?

Дел хватало на несколько дней вперед. Лиззи уже не помнила, когда у нее было свободное время: она постоянно куда-то бежала, что-то делала, договаривалась о встречах… К баронессе Хамель, кстати, тоже пришлось заглянуть и рассказать о Тайлере. Она поохала, конечно, не поверив, что он способен на подобную низость, и обещала подумать, чем может помочь. Жаль, к гадальцу было не пробиться, брат явно дал понять, что пока за мистером Марино установлено особое наблюдение, встречи с ним нежелательны. Неважно, кто придет: его любимый богатый дядюшка, не менее влиятельная баронесса или страдающая возлюбленная.

Затем состоялся разговор с Роуз. Не слишком приятный, хотя рамолка уже догадывалась, куда делся брат, и костерила его на чем свет стоит. Лиззи от нее тоже досталось – без стеснения, по-родственному.

– А чего стесняться, если все одно моей невесткой станешь, – пожала плечами Роуз перед тем, как высказать все что думает. А отругав, поманила за собой: – Думаю, тебе стоит кое-что увидеть. Идем. – И отвела Лиззи к палате художника.

Даниэль рисовал и на стук в дверь не отреагировал. Не ответил и на приветствие.

– А, мисс Уоллис, это вы. Пришли навестить мистера Поула? – поздоровался с ней доктор Штар, которого Лиззи не сразу заметила.

Целитель делал какие-то пометки в журнал о состоянии пациента, а сам художник сидел на стуле у окна и вдохновенно творил, не заботясь, что брызги черной краски разлетаются по всей палате. Каждый день сестры милосердия меняли белье, кормили и ухаживали за ним: лечение, как и содержание Даниэля в отдельной палате оплатила госпожа Хамель.

– Хорошо, что вы пришли его проведать. Только он вас не слышит, – заметил доктор. Роуз он не видел и обращался только к Лиззи. – Отреагировал только раз, когда его попытались вывести на улицу. Закричал и забился в угол. Посттравматический шок. Могут пройти недели, прежде чем он вернется в нормальное состояние.

– А может и не вернуться?

– Велика вероятность, – согласился Штар и посмотрел на карманные часы. – Мне надо проведать других пациентов. Закройте дверь на ключ, когда будете уходить. К сожалению, приходится его запирать. Никогда не знаешь, что придет ему в голову в следующий раз.

Целитель ушел. Лиззи подошла ближе, наблюдая, как на холсте большими черными мазками появляется чей-то портрет.

– Жутко, да? – поежилась Роуз, кивая на картину. – А теперь посмотри туда.

В углу комнаты стояло несколько портретов с наброшенным поверх холстов чистым покрывалом. Лиззи подошла и сдвинула ткань. В той же манере – мрачной, полной страданий и горя, на одном холсте был изображен портрет миссис Бастер, а на другом – бродяги Берри.

– Вот же!..

– Именно. Такое ощущение, что он рисует смерть. Радует, что меня там нет, – поежилась Роуз.

Лиззи подошла к художнику.

– Мистер Поул, вы меня помните? – спросила, встав перед ним. Мужчина продолжал рисовать. Глаза его смотрели сквозь картину, черные мазки становились все более хаотичными. – Вы не знаете, кто хотел вас убить? Это очень важно!

Она случайно загородила свет, и Даниэль недовольно повернул мольберт. От очередного широкого взмаха кисти на журналистку полетели капли краски, оседая на платье и на руках.

– Он тебя не услышит. – Роуз со вздохом опустилась на софу в углу. – До него доктор Штар почти полдня пытался достучаться, чуть ли на голове не ходил. Да и твой брат тоже…

– Но ведь нельзя его так оставлять!

– Почему? Он живет в своем, лучшем мире…

– Черно-белом? – Лиззи поморщилась, когда капли в очередной раз долетели до ее юбки и, плюнув на рекомендации, подошла к художнику вплотную. Положила руку ему на плечо – наконец-то он отреагировал, подняв на нее затравленный взгляд. – Вы боитесь? Полиция сможет вас защитить. Пожалуйста, помогите мне! Вас хотел убить мистер Бастер? – настойчиво спросила девушка, и в этот момент длинная черная полоса перечертила картину и часть ее руки.

– Он убил их! – прошептал художник, в ужасе глядя на холст и Лиззи, отклонился назад и с грохотом упал со стула. – Убил! Убил!

В палату вбежала сестра милосердия, следом – доктор Штар.

– Что произошло? Марта, помоги мне его поднять. Мистер Поул, успокойтесь, пожалуйста, дышите, дышите спокойнее!

Художник повторял слова о смерти, а Лиззи смотрела на только что нарисованный портрет. Это была Аделин Милтон, девушка, спрыгнувшая с моста. В этот раз журналистка не сомневалась, кого именно видит перед собой.

Ужинали вшестером, ограничившись жареной рыбой и картофелем. Вернее, из живых за столом сидели четыре человека, и четвертым был Керн, пришедший с Габриэлем. Лиззи уже привыкла к его присутствию в доме. Мама должна была вернуться утром, а призраки слишком давно не видели Лиззи и не хотели расставаться.

Габриэль ел, уткнувшись носом в какие-то бумаги. Лиззи хотела и в то же время боялась отвлечь его и спросить, какое наказание ему назначили за незапланированный визит к мэру. Керн вел себя как обычно: развлекал ее и мистера Уоллиса-старшего байками, подшучивал