Оборотень - Евгений Сухов

И вместе с тем Мякиш был необыкновенно азартен, честолюбив, и если он видел перед собой перспективу, которая смогла бы сполна удовлетворить его самые смелые помыслы, то он двигался к ней с упрямством голодного телка к сосцам матери.

— Ты наивно рассуждаешь, Мякиш. Обхохочешься! Если даже такой чернухи и не существует, то ее нужно будет придумать. Жизнь гораздо богаче и труднее, чем нам порой видится. Бирюк не пацаненок. Он успел пережить уже столько, что многим хватило бы на несколько жизней. И мне не верится, что он ни разу не споткнулся, просто надо очень внимательно порыться в его прошлом. Так надо порыться! Я сделаю все от меня зависящее, да и ты, будь добр, постарайся.

Если нам удастся провернуть это веселенькое дельце, то почему бы тебе не стать смотрящим Москвы или Ленинграда? Тем более что в городе на Неве скоро, говорят, произойдут большие перемены.

От Беспалого не ускользнуло, как лицо Мякиша при этих словах напряглось и весь он как-то преобразился, приосанился, как будто действительно получил от воров предложение стать законным смотрящим второй столицы России.

— Вы же знаете, Тимофей Егорыч, — осторожно начал вор, — что не все так просто. Для этого нужны огромные заслуги перед миром. Да и башка должна варить…

— То, что касается заслуг перед миром, — веско заметил Беспалый, — то их можно организовать, а насчет башки можешь не беспокоиться — она у тебя на плечах имеется. А потом, ты будешь не один. Тебя поддержат.

— И как вы себе все это представляете? Вот, скажем, завтра прибывает Бирюк. По-вашему, я должен идти к нему на поклон?

Беспалый уже не один раз мысленно прокручивал эту ситуацию. Он и сам не представлял, как поведет себя с авторитетным законным. Ведь даже в новой колонии заслуженный вор ничуть не теряет своего могущества, он вполне может приговорить начальника колонии к смерти только за невежливое обращение. Тимофей Егорович знал такие зоны, где истинными хозяевами были воры в законе, а кумы всего лишь исполняли их волю.

— Первое, что я тебе посоветую, — участливо сказал он, — это не лезть на рожон. Того же самого буду придерживаться и я… Если представится возможность стать другом Бирюка, не отказывайся. Хочу заметить, что это будет трудно, он не каждого подпускает к себе. Мне известно, что Бирюк очень недоверчив и чрезвычайно осторожен, как старый лис. Но если тебе удастся завоевать его доверие или, если повезет, стать его приятелем, то он поможет увеличить число твоих сторонников. Это потом тебе поможет продвинуться наверх.

А когда ты почувствуешь, что помощь Бирюка тебе уже не нужна, вот тогда-то и надо будет воспользоваться чернухой. Он, говорят, долгое время был правой рукой ленинградского смотрящего, которого убили, а потом и сам стал смотрящим, да не поладил с друганами. Конфликт у них вышел из-за общака. Ведь касса для вора — такая же святыня, как молельный дом для верующих. Можно будет найти доказательства, что он не один раз запускал в общак свою алчную лапу. Ну так что, договорились?

Мякиш протянул руку для пожатия:

— Договорились.

Бирюк не знал, куда его везут. Похоже было на то, что об этом не догадывались и пятеро офицеров МВД, составлявших его охранное сопровождение.

Это было заметно по их унылым физиономиям, когда они проезжали очередную станцию. Видимо, начальство не поставило их в известность. Короткий состав, в котором везли осужденного, почти полностью был опломбирован и напоминал литерный эшелон, в котором перевозят сверхсекретную военную технику: днем его загоняли на запасной путь, подступы к которому оберегал взвод молоденьких солдат, а ночью, наверстывая упущенное время, эшелон мчался на предельной скорости.

И только на десятый день пути все прояснилось.

Начальник караула, седой майор предпенсионного возраста, которого Бирюк называл просто Ефимыч, по секрету поведал о том, что его везут в знаменитую «сучью» зону к полковнику Беспалому. И когда он произнес фамилию начальника колонии, его голос уважительно понизился на полтона.

Этот секрет Ефимыч выдал небескорыстно — он почти заискивал перед именитым клиентом. Дело было в том, что его племянник находился под следствием за разбой и совсем скоро должен был состояться суд, ему светил «червонец».

Статья у парня была авторитетная, но беда заключалась в том, что ментовских родственников зековская братия не жаловала, и в первые же дни пребывания на зоне племяш Ефимыча мог запросто скатиться в касту опущенных.

Выслушав горький рассказ Ефимыча, Бирюк обещал помочь его родственнику и сразу же отписал маляву, которая должна была стать для новичка охранной грамотой. Забавно, что маляву пустил по маршруту сам Ефимыч.

А к новости Бирюк отнесся почти равнодушно. Или сделал вид, что ему все равно.

— Ну что ж, — отвечал он бесцветным голосом, — сидел я не однажды в российских воровских зонах, где только не приходилось бывать, так почему не побывать в «сучьей» зоне и не посмотреть, что же это такое.

Станислав был готов к тому, что его закроют на долгие годы в крытке, или месяцами будут переводить из одной зоны в другую, или подолгу держать на пересылке.

Но к чему он явно не был готов, так это к сучьей зоне: худшего наказания для вора придумать было трудно.

Все зоны Советского Союза еще со времен НКВД делились на воровские и сучьи, в которых существовали свои традиции и порядки. И если в первых красный цвет был не в почете, то во вторых зеки, составляющие лагерную элиту, нашивали красные лоскуты себе на бушлаты.

Сучья идеология разъедающей раковой опухолью поразила крепкое тело старых воровских традиций, и в лагерях, где раньше пели «Мурку», зазвучали бравурные марши, прославляющие великую эпоху строительства коммунизма.

Воровские и сучьи зоны различались не только цветом. В воровских, как правило, царил порядок, базирующийся на авторитете паханов, а в сучьих зонах господствовал его величество кулак! Блатные, побывавшие в сучьих зонах, вспоминали о месте былой отсидки с особой неприязнью.

Сучьи зоны страшны были тем, что, как правило, там действовали порядки лагерной администрации, которая могла не только затравить неугодного ей «отрицалу», но с помощью «актива» (или, как сами осужденные их называли, «козлов») уничтожить даже самых крупных авторитетов уголовного мира.

Некоторые законные, попав в сучью зону, уже через полгода бывали обесчещены подрастающей шпаной, имеющей весьма смутное представление о настоящих авторитетах.

Сучьих зон боялись — они напоминали минное поле, и нужно было обладать неимоверным чутьем и осторожностью, чтобы не угодить в ловушку.

Частенько под неугодного авторитета подводили «косяк», после которого он мог оказаться не только в «мужиках», но и превратиться в шлак.

Страшны были «сучьи» зоны и «козлами», которые рвались в досрочное освобождение и готовы были выполнить любое желание администрации. Воров старались перековать, ломали, но многие из них готовы были умереть в мучениях, но не отречься от своих убеждений.