Кентурион - Валерий Большаков

– Железные горы не могут противиться твоей мощи, – продолжил косолапый, – священный сокол с распростертыми крыльями, который в мгновенье ока разит свою жертву! Таинственный лев с громогласным рыком, хватающий все, что попадает ему в когти!

Уабы подождали пару мгновений и повернулись к Зухосу. Тот напрягся, припомнил древний гимн Амону, и торжественно закончил:

– Земля содрогается, когда он рычит, все сущее признает его величие… Э-э… Его могущество огромно… Никто не может сравниться с ним! Владыка, чье рождение – благодать для Девяти Богов!

Уабы пали на колени, поклонились, встали.

– Берем! – выдохнул рябой.

Они сняли чехол со священной ладьи и подхватили ее за ручки, уложили на плечи и понесли. Пройдя все дворы в обратном порядке, четверка влилась в процессию, тащившую переносные ладьи Мут и Хонсу. Перед уабами шагали жрецы в накинутых на плечи шкурах пантер. Они возжигали в курильницах с ручками благовонный терпентин, сыпали песок, размахивали зонтами и опахалами. Прошествовав по аллее овноголовых сфинксов, процессия вышла к набережной, где на полой воде покачивались настоящие ладьи по сто тридцать локтей в длину.

Ладью богини Мут украшали головы коршунов на носу и корме, ладью ее сына Хонсу – головы соколов, а самый большой корабль, «Усерхат-Амон» был отмечен головами баранов.

Процессия шагала между двумя толпами народу, ликующего при виде несомых ладей – боги прибыли! Сейчас они взойдут на свои ладьи и отправятся в недолгий путь – Амон посетит святилище Ипет-Ресит, свой «Южный гарем». В толпе Зухос узнал Торная. Слуга тоже заметил его и возгордился, испытывая при этом глубочайшее почтение.

Вниманием хозяина Торная завладела Амонова ладья. Выстроенная из настоящего кедра, она годилась для плавания, хотя корпус был сильно перегружен рельефами из золота, серебра, меди, лазурита, бирюзы. Двести талантов одного лишь золота! Середину огромного корабля занимала роскошная беседка под балдахином, перед нею высились два обелиска, а по углам – четыре мачты с ворохом лент.

Уабы с Зухосом степенно поднялись на палубу, обходя многочисленных сфинксов, и внесли переносную ладью под балдахин. Толпа на берегу взревела – боги завершили посадку!

Хор жрецов грянул:

– Как прекрасно блистаешь ты, Амон-Ра, когда пребываешь в ладье «Усерхат»! Все люди воздают тебе хвалу, вся страна в празднике: сын свой, отделившийся от плоти своей, везет тебя в Опет!

Сотни верующих, воодушевленных и преисполненных энтузиазма, впряглись в канаты с петлями и поволокли тяжелые ладьи на большую воду. На палубе «Усерхат-Амон» построились знаменосцы со штандартами, а моряки сгрудились на корме, тягая огромные рулевые весла.

Общими усилиями, под ободряющие вопли зрителей, священные корабли медленно выплыли на речной простор. Знаменосцы продолжали торчать, как статуи, а мореходы бросились к гигантской мачте и, помолясь, распустили огромный пурпурный парус. Снасти натянулись, улавливая северный ветер, заскрипело дерево, и «Усерхат-Амон» неторопливо двинулась в свой ежегодный рейс. Ладье предстояло одолеть всего три схена, и причалить у Ипет-Рисет, но восторгов с берега доносилось столько, что можно было подумать, будто «Усерхат-Амон» отправляется в плавание вокруг всей Ойкумены. Зухос усмехнулся. Ничего… Мы ей изменим курс…

Народ на берегу прыгал и махал руками, провожая ладью бога. Десятки, да как бы не сотни суденышек сновало вокруг, следуя на почтительном отдалении от «Усерхат-Амон». Лодчонки качало на мелкой нильской волне, а вот ладья-боговоз шла на юг, как великанские салазки выглаживая реку, медленно, не поступаясь величием.

На короткое время рощи финиковых пальм подступили к самому берегу, огражденные от реки лишь дамбой, выложенной каменными плитами. Редкие дома поднимались выше нагромождений зелени, белея плоскими крышами, радуя глаз узором карнизов. Кое-где выглядывали двухскатные крыши эллинских храмов, крытые серыми листами свинца, и римские базилики, посверкивавшие редкими стеклами. А потом над садами поднялись, острясь, обелиски Ипет-Ресит.

– Как тебя зовут? – поинтересовался рябой уаб. – Я думал, что видел всех…

– Мое имя – Симехет, – любезно ответил Зухос. – Доволен?

– Д-да…

Морячки забегали, закричали, расхватывая снасти. Громадный парус захлопал, вздуваясь и опадая, но умелые руки усмирили ткань. За кормой «Усерхат-Амон» спускали паруса ладьи Мут и Хонсу. Мореходы перебежали к рулевым веслам, и навалились, разворачивая гигантский корабль к берегу. Тяжелая ладья плохо слушалась руля, но подчинилась – описала дугу и приблизилась к берегу, в который широким квадратом врезалась храмовая гавань. Причалы ее были почти пусты, только слева покачивалась роскошная барка, убранная цветами к празднику, а рядом растянулась на воде хищная, длиннотелая трирема с кормой, загнутой в изящный завиток акростиля. На ее скуле возле гордо изогнутого форштевня красовался большой нарисованный глаз, а из воды на две ладони высовывался таран, придающий кораблю грозный вид.

– Выставились, собаки римские! – процедил ушастый уаб.

Зухос усмехнулся.

– Ничего, Зухос им покажет! – загадочно сказал он.

– Ты что-то знаешь?! – приблизил рябое лицо самый любопытный уаб.

– Силы копятся, – туманно ответил лжеуаб, – скоро бойцы получат оружие и зададут римлянам жару!

– Ух! – выдохнул косолапый. – Скорей бы!

Зухос понимал, что болтает лишнее, но жажда славы была сильнее его.

– Еще не минет пора Половодья, – вздернул он голову, – как воины Зухоса штурмом возьмут Александрию!

– Давно пора! – воскликнул рябой.

– Выдавим город-прыщ в Зеленое море!

– Подходим, – вернул всех к реалу косолапый.

«Усерхат-Амон» плавно подошла к гранитному причалу. Толпа на берегу приветственно взревела, трубачи задули в свои инструменты, загорелые флейтисточки с арфисточками, ловко уворачиваясь от рук мужей, распаленных солнцем и вином, заиграли плясовую, и стоящие превратились в танцующих. Плясали, кто во что горазд – девицы извивались, отбивая такт в бубны, ливийцы с нубийцами выкаблучивались в военных танцах, а храмовые танцовщицы хенеретет бешено кружились в священных плясках.

Десять жрецов в леопардовых шкурах поднесли широкие сходни из полированного кедрового дерева, покрытого резьбой, а херхеб, картинно держа в руке пергамент с программой празднества, громко восхвалял «Усерхат-Амон»:

– Весла барки Амона – добрые боги, что последовали за Хором, сыном Исиды, сыном Осириса, когда он шел мстить за отца своего Осириса! Весла барки Амона – божественные черпаки, вычерпывающие заботы богов и богинь! Мачта барки Амона – это Шу, сын предводителя всех богов! Парус на барке Амона – из царского полотна! Шкоты, оба трапа и четыре ворота барки – диадема Амона! Оснастка мачты – сам Амон-Ра! Ибо он плыл на барке вместе с Хором, сыном Исиды, сыном Осириса, когда тот шел мстить за отца своего Осириса! Нос и борта барки скреплены обручами, браслетами добрых богинь, чтобы она не разбилась на подходе к берегу! Кормило барки – нога бога Хора, сына Исиды, сына Осириса, явившегося, чтобы отомстить за отца своего Осириса! Причальная тумба барки – богиня Уто, владычица города Буто! Скрепляет она воедино браслеты-обручи добрых богинь! Остов барки Амона – сам великий бог Тот! Богам и людям он дал письмо, богу Ра, отцу всех богов, дал он речь, когда Хор, сын Исиды, сын Осириса, шел мстить за отца своего Осириса!