Леди Клементина Черчилль - Мари Бенедикт

кто менее удачлив. Он присоединяется ко мне во время некоторых моих вылазок в Лондон после блица и в поездках по стране, спокойно говоря мне, что американский народ с нами.

Я устраиваю, чтобы Гил, как просит называть себя мистер Уайнант, присоединился к нам во время уикэнда в Чекерсе, хотя советники Уинстона считают эту резиденцию непригодной с точки зрения безопасности, поскольку выяснили, что нацисты нанесли его на свои карты. Нам хочется познакомить его с другим американским гостем, который приедет в Чекерс на этот уикэнд ради нашей компании.

Чекерс состоит из большого сельского дома времен Тюдоров, расположенного в укромной долине, и пятнадцати акров парка, ферм и чилтернского букового заказника. Хотя Уинстон предпочитает Чартвелл, величественный дом в Чекерсе с его большим залом, впечатляющей коллекцией картин Констебля, Тернера, Рубенса и ван Дейка, историческими реликвиями и большими каминами больше приспособлен для пребывания премьер-министра. Тем более что за ним следует кортеж машин с секретарями и телефонистами, а служба безопасности отслеживает постоянно растущее количество военных представителей и фигур высокого ранга.

Гил приезжает в Чекерс, проехав сорок миль от Лондона на автомобиле, и как только он устраивается, я приглашаю его сопроводить меня на прогулке. Пока мы бредем по лабиринту в саду Чекерса и выходим в сельские бекингемширские просторы вокруг, с военным эскортом, конечно, Гил спрашивает:

– Как это имение получило свое название?

– История скорее конек Уистона, чем мой, но насколько я понимаю, название могло быть дано его первым владельцем, у которого в гербе была шахматная доска – по-французски chequer – или, что проще, из-за берек[101], что растут здесь, – я показываю на деревья вдалеке, у подножия Чилтернских холмов.

– Кстати, о французах. Скажите, пожалуйста, вашему мужу, что я восхищен его недавней речью. Она просто блестящая. Особенно меня восхитили отсылки к де Голлю и «Свободной Франции». Я не ошибусь, предположив, что вы приложили к этой речи руку?

Я бросаю на него взгляд, пораженная его проницательностью. Откуда он мог узнать? Очень мало кто вне нашей семьи и штата знает о синергии, которую мы с Уинстоном испытываем при подготовке его речей. Глаза Гила под густыми кустистыми бровями не выдают источника его замечания, и потому я лишь улыбаюсь в ответ на его комплимент.

– Сегодня мы обедаем вчетвером. Приедет наша дочь Сара, – меняю я тему разговора, но, чтобы он не подумал, что мы вытащили его из Лондона ради семейного уикэнда, добавляю: – Остальные гости начнут съезжаться завтра, начиная с обеда в двенадцать, и среди них будут люди, которые могут помочь в ваших делах, – я не упоминаю, что среди прочих гостей будет еще больше членов нашей семьи, наша дочь Мэри и Памела, бывшая жена Рэндольфа. Поскольку мы с Уинстоном работаем каждый день, то если вообще хотим увидеться с нашими детьми, им приходится присоединяться к нам на более официальных мероприятиях и обедах.

Мы заканчиваем нашу прогулку и входим в имение с заднего входа, чуть не сталкиваясь с Сарой, прибывшей на уикенд. Поцеловав ее в щечку, я представляю ее Гилу. Обычно сдержанный американец оживляется в присутствии Сары, и я пытаюсь посмотреть на нее глазами Гила. Ее прелестная, нежная английская кожа разрумянилась от холодного ветра, сочетаясь с ее рыжими волосами, волнами обрамляющими лицо, а хаки ее формы подчеркивает ее внешность. Она недавно вступила в женскую вспомогательную службу ВВС в качестве дешифровщика аэрофотоснимков – одна из наиболее важных женских ролей – и в своей форме она выглядит особенно привлекательной. Но Гил не знает о внутреннем конфликте моей Сары – ее постоянных колебаниях между требованиями ее аристократического статуса и стремлением к независимой жизни актрисы – и неустойчивого состояния ее опрометчивого брака с коллегой-актером Виком, который сбежал в Соединенные Штаты против воли всей нашей семьи и с которым она тайно рассталась. Не то чтобы Гил стал осуждать Сару за ее брачную ситуацию; я слышала, что он сам почти развелся со своей американской женой, которая по слухам предпочитает неформальные контакты социальным реформам.

Тем вечером за обедом Гил вежливо выслушивает военные сводки из уст Уинстона. Он сожалеет о нежелании Америки вступать в войну, но его вниманием завладевает Сара. Что общего нашли двадцатисемилетняя девочка и пятидесятидвухлетний опытный политик, мне непонятно, но ведь нашли же. Хотя я полагаю, что Саре приятно общаться с этим взрослым человеком, как и с Виком, который почти на восемнадцать лет ее старше.

– Мы видим зарождение чего-то неприличного? – спрашиваю я Уинстона, когда Гил и Сара вечером удаляются каждый в свое крыло.

– Ты о чем? – рассеянно спрашивает он, отрывая взгляд от груды бумаг у себя на столе. Он пойдет к себе в спальню еще через несколько часов, и вскоре появятся его военные советники, чтобы рассмотреть развитие обстановки и планы.

– Ты не заметил искры между Гилом и Сарой?

– Нет, но даже если тут и есть какой-то флирт, в этом же нет ничего такого, верно? Она хорошая девочка, – он спокоен, но в конце концов его разум настроен на военные проблемы. Не говоря уже о том, что его реакция, несомненно, сглажена тем, что мои волнения за детей он считает преувеличенными, хотя обычно именно меня он обвиняет в слишком острой реакции на Рэндольфа.

– В любом случае, Клемми, – говорит он мягче, – Уайнант кажется хорошим человеком. Она могла бы выбрать куда хуже. Вообще-то, – хмыкает он, – она и выбрала этого чертова австралийского актеришку в мужья.

Я позволяю себе забыть о тревогах. Кто знает? Может, Уинстон и прав. И возможно я преувеличиваю симпатию между Гилом и Сарой. К тому же, какая беда может быть в небольшом флирте среди войны?

Наутро нас ждет большая подготовка, и я вынуждена оставить Гила на попечение рассеянного Уинстона и внимательной Сары, пока вместе с обслугой оговариваю последние детали приветственного ужина для нашего нового гостя, Аверелла Гарримана[102]. Рузвельт прислал этого богатого бизнесмена в Лондон с особой целью – учредить новую программу ленд-лиза, по которой Соединенные Штаты «дадут в аренду» нам важнейшие вооружения скорее за активы, чем за деньги, что будет просто спасением для нашей испытывающей финансовые трудности экономики. То, что Рузвельт принял эту программу, – прямой результат нашего общения с Гарри. По возвращении тот убедил Рузвельта развивать эту программу, и теперь он ее администратор, заведующий распределением миллионов долларов. Именно Гарри отправил мистера Гарримана сюда и поручил ему доставить самолеты, корабли, оружие и оборудование, необходимое нам для борьбы с Гитлером.

Мы с Уинстоном попросили военно-морского адъютанта забрать мистера Гарримана,