Волшебник - Колм Тойбин

Вы не собираетесь менять адрес?

– Нет.

– А телефон?

– Нет.

– Не знаю, надолго ли это затянется. Не советую вам менять адрес и телефон. Если потребуется, вы должны будете явиться по первому требованию.

В ожидании, когда миссис Финли разрешит ему откланяться, Томас напустил на себя гордый и независимый вид, не пытаясь скрыть, однако, как он обижен.

– На будущее вы – чех, – сказала миссис Финли. – Чех, чех, чех. А также ваша жена. Забудьте слово «немец». Проще всего было бы заполнить все заново, а эти формы выбросить в мусорную корзину. Дайте проверю, не выдадут ли вам дубликаты.

Она снова вышла.

Томаса трясло от злости.

– Нет, конечно нет, – сказала миссис Финли, вернувшись. – Разумеется, это невозможно! Мне придется отправить запрос на новые формы. Я извещу вас. Однако должна предупредить, что, если вы снова заполните их неправильно, у вас будут серьезные проблемы. С иммиграционным законодательством шутки плохи. Вас могут депортировать в Чехию ближайшим пароходом.

У Томаса чесался язык сказать ей, что Чехословакия не имеет выхода к морю, но внезапно он подумал, какую отличную историю можно соорудить из этого для Кати и Элизабет, а также для пары коллег, и с трудом удержался от смеха.

– Полагаю, вы отдаете себе отчет в серьезности ситуации?

Он кивнул.

Миссис Финли снова углубилась в папку.

Томас не был уверен, должен ли он сесть или остаться стоять, поэтому неуклюже мялся рядом со стулом. Подняв глаза, миссис Финли нахмурилась.

Он поклонился ей и вышел, намереваясь миновать бассейн не торопясь. Одинокого возгласа пловца или всплеска воды будет достаточно, чтобы даровать ему утешение.

Утром, когда они ждали Клауса и Эрику, Томас спросил Катю, каким поездом они прибудут.

– Думаю, они приедут на автомобиле, – сказала она.

– Они водят автомобиль?

– Наймут водителя.

Он улыбнулся подобной экстравагантности. Денег шаром покати, но общественный транспорт не для них. А Эрика еще хуже Клауса, подумал Томас.

Услышав, как автомобиль сворачивает на подъездную дорожку, Томас успел к окну в самый раз, чтобы заметить, как Катя передает шоферу наличные. Клаус медленно выполз из машины, словно у него болело все тело. Пока Катя и Эрика извлекали чемоданы из багажника, он праздно стоял рядом.

Томас отошел от окна и вернулся в кабинет.

Спустя короткое время в дверь постучала Эрика. Томас привык к застенчивой и тактичной манере Элизабет, поэтому решительность, с которой старшая дочь вошла, закрыла дверь за собой и с хозяйским видом устроилась в его кресле, позабавила Томаса и показалась ему освежающей.

Эрика поинтересовалась, над чем он работает, и попросила дать ей прочесть первую главу. Пока он шарил в бумагах, она заговорила о помолвке Элизабет с Боргезе.

– Я только открыла рот, а Элизабет просто развернулась и вышла из комнаты.

– Она уже все для себя решила, – сказал Томас.

Он передал ей стопку бумаг, которую Эрика принялась листать.

– Твой почерк ничуть не изменился. Только я умею читать то, что ты пишешь.

– Кнопфы нашли мне машинистку, – сказал он, – но она делает ужасные ошибки.

Эрика уже принялась за чтение.

– Ты прекрасный старый волшебник, но ты же знаешь, о чем я хотела с тобой поговорить?

– Знаю, моя дорогая.

– Ты должен написать роман, основанный на событиях настоящего, хотя бы для того, чтобы рассказать нам о будущем.

– Я не понимаю настоящего. Сплошная неразбериха. И я ничего не знаю о будущем.

– Напиши о неразберихе.

– А потом мне еще нужно закончить роман, основанный на Ветхом Завете.

– Начни делать заметки о годах, когда Мюнхен был на подъеме, но мало кто это замечал. Ты же жил там в то время.

– Я был занят воспитанием детей.

– Мой дорогой отец, твои дети видели тебя только за обеденным столом. А стало быть, ты был занят чем-то другим. Почему бы не написать роман о семье моей матери?

– Я ничего про них не знаю.

– Но ты же имел возможность за ними наблюдать!

За ужином, когда Томас спросил, где Клаус, Катя с Эрикой тревожно переглянулись.

– Он нездоров, – ответила Катя.

– Должно быть, в Нью-Йорке гулял ночь напролет? – спросил Томас.

– Мы встречались со старыми друзьями, – сказала Эрика, – обсуждали будущий журнал. Но он и тогда был нездоров.

– Он придет в норму, когда появятся журналисты из «Лайфа» и фотограф, – сказала Катя. – Он знает, что должен выглядеть соответственно. Поэтому решил отдохнуть.

– Приготовиться к тому, что о нашей счастливой и дружной семье напишут очерк, – сухо заметила Элизабет.

– Мы будем улыбаться, – сказал Томас. – Это меньшее, на что мы способны.

– Боргезе американский гражданин? – спросила Эрика у Элизабет.

– Да, – ответила та.

– Прекрасно. Несколько лет назад я встречала его на какой-то конференции. Приди мне это в голову, я бы сама за него вышла, – сказала Эрика, – а ты могла бы выйти за Одена.

– Я никогда не хотела выходить за Одена, – серьезно ответила Элизабет.

– Как и я, – сказала Эрика, – однако скоро он будет здесь, чтобы позировать фотографу как полноправный член счастливого семейства. Господи, если бы они знали!

– Уверена, мы ничем не отличаемся от других счастливых семейств, – промолвила Катя.

Эрика посмотрела на Томаса, и они изобразили скрытый смех.

Томас был рад приезду Эрики, но, судя по ее беспокойному поведению за столом, а после в гостиной, надолго задерживаться она не собиралась. По мнению Томаса, Эрика приехала не только чтобы их повидать, но и для того, чтобы получить деньги на путешествие или новый замысел, а еще заставить его ощутить вину за недостаточную вовлеченность в антифашистское движение. Покончив с делами, она снова умчится. На краткий миг Томасу пришло в голову, что он мог бы уехать вместе с Эрикой, оставив Катю и Элизабет в тишине и покое Принстона. Ему наверняка понравилось бы путешествовать с дочерью, греться в лучах ее энергии, ложиться за полночь, знакомиться с новыми людьми.

Впрочем, Томас знал, что этот порыв пройдет. Скоро он затоскует по уединению кабинета и своей одинокой постели.

Среди ночи их разбудил Клаус, уронивший в своей комнате на чердаке какую-то мебель, а затем принявшийся шумно спускаться по лестнице. Томас слышал, как Катя его отчитывает. Он встал, только когда Клаус прикрикнул на мать, а затем к перепалке присоединилась Эрика.

– Я просто решил спуститься, чтобы сделать себе бутерброд, потому что проголодался, – сказал Клаус. – Не понимаю, чего вы подняли шум.

– Мы подняли шум, – ответила Катя, – потому что здесь тонкие стены и ты перебудил весь дом.

– Разве я виноват, что этот дом дурно построен? А еще в чем вы меня обвините?

– Клаус, ешь свой бутерброд, – твердо сказала Эрика, – и