Первый Дон - Марио Пьюзо

Сквозь толпы горожан длинная колонна медленно продвигалась к Ватикану. Там Чезаре приветствовал отца на испанском, когда преклонил колено, чтобы поцеловать папский перстень, и передал ему ключи от покоренных замков и городов.

Александр, сияя от гордости, поднял Чезаре, тепло обнял на глазах ликующей толпы.

По окончании церемонии Чезаре оставил отца и прямиком направился в свои ватиканские покои.

За время своего отсутствия в Риме Чезаре разительно переменился. Улыбки французов, которые полагали его дураком, неудачная попытка очаровать Розетту, воспоминания о сестре, омрачавшие найденное было семейное счастье, привели к тому, что он дал зарок скрывать истинные чувства. И с тех пор его лицо редко освещала улыбка, а в глазах не мелькало и намека на бушующую в нем ярость.

Увы, лицо не давало Чезаре покоя. Он вновь подхватил «французскую оспу», и на этот раз гнойники выскочили на щеках, носу и лбе, оставив круглые шрамы. На поле боя их никто не замечал, но вот в городе, на торжественных приемах, за праздничным столом или даже в постели куртизанок они очень нервировали. В свои двадцать пять лет Чезаре Борджа привык к тому, что все восхищались его красотой, и тут такой удар! В своих покоях он завесил все зеркала черной материей и строго наказал слугам не прикасаться к ним.

Ночные кошмары вернулись, страшась их, он спал днем и работал по ночам. И вновь многие часы скакал в темноте по окрестностям Рима.

Ему не терпелось вновь увидеть Лукрецию. Слишком долго длилась разлука. Побеждая, он всегда видел перед собой ее лик.

Почти два года прошло с тех пор, когда они в последний раз были вместе, и ему оставалось только гадать, как она изменилась. Поразит ли по-прежнему в самое сердце, несмотря на то, что он женился на Лотти, а она давно замужем за Альфонсо? В глубине души Чезаре надеялся, что Лукреции наскучил муж, особенно теперь, когда Папа нашел себе других союзников и Альфонсо превратился в угрозу семье Борджа.

Разные мысли роились в его голове, пока он ждал у дверей покоев Лукреции. На поле боя, в повседневной жизни он никого и ничего не боялся, а тут его мучила тревога. Что подумает о нем сестра? Будет ли меньше любить?

Увидев Чезаре, Лукреция бросилась к нему, обхватила шею руками, лицом прижалась к груди.

— Святой Боже, как мне тебя недоставало! — воскликнула она со слезами на глазах.

Когда она подняла голову, чтобы посмотреть на него, она испытала шок, увидев, как сильно он переменился.

Коснулась щек руками.

— Мой дорогой Чез, как жизнь обошлась с тобой…

Он отвел глаза. Его сердце колотилось, как и прежде, никто не вызывал у него такой любви.

— Ты хорошо выглядишь, Креция, — и в его взгляде читался восторг. — Ты по-прежнему счастлива?

Она взяла его за руку, повела к дивану.

— Только небеса могут принести мне больше счастья.

С моими детьми, с Альфонсо я купаюсь в счастье и живу в страхе, что все это — божественный сон, за которым, не дай бог, последует горькое пробуждение.

У него сжалось сердце.

— Ко мне приводили юного Джованни. И наш сын больше похож на тебя, чем на меня. Светлые волосы, синие глаза.

— Похож, но не всем, — Лукреция рассмеялась. — У него твои губы, твоя улыбка, и руки, как у тебя, как у Папы, — она взяла его за руки, развернула ладонями вверх, чтобы показать. — Адриана каждый день приходит с ним ко мне. Он — умный, хороший мальчик, хотя иной раз взрывается, совсем как ты, — вновь она рассмеялась, и Чезаре видел, что его сестра лучится от счастья.

— А как твой малыш? Он тоже тебя радует?

Лукреция энергично кивнула, тряхнув золотыми кудрями.

— Родриго еще младенец, но уже можно сказать, каким он будет. Таким же красавцем, как его отец, с таким же отзывчивым характером.

Чезаре всмотрелся в сестру.

— Так ты довольна своим мужем?

Лукреция понимала, как тщательно она должна выбирать слова. Любой намек на то, что она несчастна, привел бы к однозначному результату: Альфонсо терял ее защиту и мог потерять свободу. А вот если бы она призналась, что без памяти любит его, он мог потерять и жизнь.

— Альфонсо — достойный и добродетельный человек, — ответила она. — Он добр ко мне и детям.

— Если бы Папа попытался развести вас, ты бы согласилась? — бесстрастно спросил Чезаре.

Лукреция нахмурилась.

— Чезаре, если Папа подумывает об этом, передай ему, что я скорее умру. Я не хочу жить без Альфонсо… как я не хочу жить без тебя.

Чезаре покидал ее в замешательстве. Он все не мог смириться с тем, что она любит мужа, но его утешало, что она подтвердила свою любовь к нему.

В ту ночь, лежа в постели, в лунном свете, вливающемся в окно, он вспоминал, как она выглядела, какой тонкий шел от нее аромат, что говорила. Перед его мысленным взором возникла та гримаска, что промелькнула на ее лице, когда она подняла голову, чтобы посмотреть на него.

Услышал наполненный жалостью голос: «Мой дорогой Чез, как жизнь обошлась с тобой…» Он знал, что она увидела шрамы и на лице, и более глубокие, в душе.

И поклялся, что с этого дня будет носить маску, чтобы никто не мог заглянуть ему в душу. Поклялся, что окутает свою жизнь тайной и будет продолжать войну, уже не за Бога его отца, но против Него.

* * *

Папа, наместник Христа на земле, в праздничных одеяниях, горой возвышался у торжественно украшенного алтаря базилики святого Петра.

Перед ним стоял Чезаре Борджа, французский герцог Валентине. Папа снял с него мантию герцога и заменил плащом гонфалоньера и главнокомандующего папской армией, а голову украсил алым беретом. И, наконец, протянул ему командирский жезл.

Чезаре опустился перед Папой на колени, положил руку на Библию и принес присягу, поклялся верно служить Папе и даже под пыткой и страхом смерти не выдавать известные ему секреты.

После чего Александр благословил его Золотой Розой и дал последнее напутствие: «Прими эту розу как символ радости, дорогой сын, ибо ты уже проявил и благородство, и храбрость. Да благословит тебя Господь и убережет от беды!»

После церемонии, принимая Чезаре в своих покоях, в присутствии одного Дуарте, Александр сообщил сыну, что дарит ему земли и повышает жалованье.

— Ты заслужил награду своими победами. И теперь пора обсудить продолжение кампании. Имола и Форли наши, но предстоит покорить Фаэнцу, Пезаро, Кармарино и даже Урбино. Как главнокомандующий, ты должен их захватить, а потом обеспечить эффективное управление всей Романьей, которая станет одним государством.

С этим Александр удалился в спальню, где его уже ждала любимая куртизанка.

* * *

Юбилейная Пасха отмечалась раз в двадцать пять лет, поэтому Александр резонно предположил, что второго юбилея в период его правления не будет. Пасхальная неделя всегда приносила церкви огромный доход, ибо паломники со всей Европы стекались в Рим, чтобы послушать пасхальную проповедь Папы, а потому Александр посчитал необходимым подготовить Рим к Пасхе и гарантировать наполнение церковной сокровищницы. Благо, деньги на финансирование военной кампании требовались немалые.