Война "невидимок". Последняя схватка - Николай Шпанов

Стоявший рядом вахтенный офицер снова бросился к люку, но Житков подставил ему ногу. Немец ласточкой полетел вдоль палубы, но благодаря полученному от Житкова удару с отчаянным криком скатился за борт.

Житков выхватил носовой платок и размахивая им, что было сил, крикнул в мегафон:

— Товарищи! Отставить огонь — тут свои!

В ответ ему с невидимой лодки послышался радостный смех и зычный голос:

— Товарищ командир, это я, Сибирка!

Житков смотрел как зачарованный в направлении, откуда доносился хорошо знакомый голос его помощника. Казалось, он лишился дара речи, восхищенный полной невидимостью родного корабля.

— Сибирка?..

— Есть, товарищ командир!

— Как ты стрелял? Разве… разве меня видно?

— А почему же нет, товарищ командир?

— Я хочу оказать: мою лодку разве видно?

После короткого молчания, свидетельствовавшего о крайнем удивлении, Сибирка ответил:

— Как на ладони!

Житков растерялся:

— Значит… значит, она видима?! — И, вспомнив о своем «экипаже», привычным тоном скомандовал:

— Приготовиться к приему пленных! Дать сюда людей. Быстро! Пока фрицы не спохватились.

Под лучами мягкого солнца молодая зелень деревьев выглядела так празднично, что каждый листик казался заново старательно отлакированным, а каждая иголочка любовно расчесанной и прибранной. Склоны гор казались покрытыми нежно-зеленой тканью, сквозь которую лишь местами виднелась еще бурая, не успевшая одеться в яркий убор земля. Кусты кизила, поднимавшиеся по склону горы к самой усадьбе, желтели только-только распускающимся обильным цветом.

После долгого пребывания на суровом севере было радостно и даже немного странно видеть эти яркие краски, ощущать горячие лучи солнца, в таком изобилии, с такой щедростью льющиеся в растворенные окна.

С моря, синевшего у подошвы горы, тянуло крепким ароматом соленой воды, ветра и бескрайнего простора. Прибой опоясал берег пенной каймою. Но его рокот скорее угадывался, чем был слышен за гомоном птиц, возившихся в деревьях под окнами. Эта перекличка, эта хлопотливая возня бывает такой веселой только весной. Только весной, южной, крымской весной такими голубыми бывают просторы этого моря, таким чистым воздух, таким ласково-свежим ветер. И только весной бывает таким чисто-прозрачным небо, что, кажется, видишь его вширь до самого края земли и ввысь до бесконечности.

Небольшой дом лепился к горе, как белая коробочка, расцвеченная полосатыми козырьками маркиз. Быть может, название, все еще сохранившееся от старых времен на бронзовой дощечке у калитки, было случайностью, а возможно, что давние владельцы домика впервые увидели издали его алую черепичную крышу и какая-нибудь девочка, ехавшая на линейке по извилистой горной дороге, весело хлопая в ладошки, воскликнула: «Мама, мама! Смотри: совсем как красная шапочка, заблудившаяся в зеленом лесу!» Так или иначе, но домик назвали «Красная шапочка».

Высокие, почти черные султаны старых кипарисов не загораживали дом от солнца. Сквозь большие зеркальные окна оно заливало в нем каждый уголок. В комнатах царила ленивая тишина.

Потянувшись, Житков медленно произнес:

— А, пожалуй, знаешь ли, жаль, что не нам самим пришлось вытряхивать из Витемы то, что у него за душой.

— Могу тебя уверить, что и без нас это будет отлично сделано. Что касается тебя, то, по-моему, следователь из тебя — никакой!

— Почему?

Но Найденов не успел объяснить: в комнату ворвались Элли и Валя. Светлые платья, раскрасневшиеся лица, пронизанное солнцем золото волос — все сияло.

— Они еще не готовы! — всплеснула руками Элли.

— Все равно едем, едем! — весело кричала Валя. — Везем их прямо так! — И, схватив Найденова под руку, она потащила его к выходу.

Через несколько минут машина, шурша шинами по гальке, выехала из ворот и помчалась по береговому шоссе.

На даче, куда они приехали, их сразу провели на веранду. Они увидели нарядно сервированный стол на семь приборов. Это значило, что должен был присутствовать еще кто-то, кроме них и хозяина дома.

Через несколько минут тяжелыми большими шагами на веранду вышел Ноздра. Приостановившись у порога, он быстрым, как всегда, пристальным взглядам оглядел гостей.

— С возвращением на родную землю, друзья!

И всех, одного за другим, не исключая женщин, крепко обнял и расцеловал.

Потом приблизился к столу, отодвинул стул и, не садясь, жестом пригласил остальных.

— Не стану произносить приготовленный тост, — сказал он и сделал паузу. — Непредвиденные обстоятельства заставляют изменить программу этой встречи. Двое приглашенных присутствовать не будут.

Все взоры невольно обратились к пустым стульям, предназначенным не явившейся паре.

— Но все же открою вам: у вас есть чем гордиться. Задание выполнено благодаря вашему мужеству, верности долгу и одному из самых прекрасных чувств, какие знает жизнь, — чувству дружбы. Оно не изменяло вам в самых тяжелых условиях. Вы выдержали трудный экзамен. Нам удалось в полной тайне осуществить нелегкую и очень ответственную военно-техническую проблему. Ее решение пытались похитить у нас самые опытные работники вражеской разведки. Подробностей я вам сейчас не открою. Прошу занять места. Ешьте, пейте и простите, что я покидаю вас. Служба! А когда закончится завтрак, вас будет ждать автомобиль. Приезжайте туда, где узнаете все подробности операции, какие вас интересуют. Итак, до скорого свидания!

Дверь за Ноздрой затворилась. Друзья в недоумении переглядывались. Первым заговорил Житков:

— Ну что же, адмирал приказал завтракать… По-видимому, здесь — самообслуживание! — Житков вынул из ведерка со льдом бутылку шампанского. — За наш народ, за нашу страну!

Они чокнулись.

* * *

Солнце уже давно прошло зенит, когда Житков сказал:

— Но не пора ли нам куда-то ехать?

— Кажется, это первый случай за все время знакомства с Тарасом Ивановичем, когда не были строго-настрого указаны час и минуты прибытия к месту назначения. Поэтому еще один бокал не испортит дела. Все будет в наилучшем порядочке, — согласился Найденов.

Извилистой горной дорогой машина мчалась в лес, становившийся все гуще, все тенистей. Доносившийся рокот моря затихал в отдалении. Сильней стал зной, пропитанный ароматами леса, — машина явно удалялась от берега.

После нескольких бокалов вина и радостного возбуждения душистая тишина леса подействовала на всех, как расслабляющий теплый душ, Элли прижалась головой к плечу Житкова, ее веки сомкнулись. Валя некоторое время еще бодрилась, но через полчаса тоже уснула, убаюканная покачиванием машины.