Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - Наталия Таньшина

Выбор кандидатуры прославленного художника-баталиста, убежденного наполеониста, достигшего на тот момент степени командора Ордена Почетного легиона[627], был вполне удачным. Луи-Филипп прекрасно знал о трепетном отношении Николая ко всему, связанному с военной славой, и о его уважении к имени императора Наполеона I.

Об этой беседе известно из записи самого живописца, сделанной им в тот же день. После того, как Верне передал Луи-Филиппу слова императора, король пустился в дипломатические рассуждения относительно роли, которую предстояло сыграть живописцу в настоящих обстоятельствах. Однако Верне, вероятно, не готовый к такому повороту событий, ответил, что хотел бы лишь передать императору ответ короля на слова соболезнования. Король, пишет Верне, согласился с его позицией, но добавил: «Передайте императору, что превратности моей жизни, и как обычного человека, и как монарха, приучили меня быть выше неприязни к тем, кто заблуждается относительно моих намерений. Если его представления обо мне изменятся, скажите ему, что я готов ответить ему взаимностью… Пусть он соизволит написать мне… и я отвечу»[628]. Более того, Луи-Филипп, по словам Верне, был готов даже лично встретиться с императором ради нормализации двусторонних отношений. Король сказал художнику: «Если он предпочитает переговоры, скажите, что я готов прибыть, куда ему угодно, и сделать все, что может сблизить наши народы, союз между которыми неизбежен, и, если бы такой союз уже существовал, это значительно облегчило бы политику и предотвратило бы прискорбные последствия взаимного непонимания. Император причинил мне много зла, а мой несчастный сын умер с убеждением, что его презирают. Нужны доказательства противного…»[629]

Итак, Орасу Верне предназначалась роль неофициального посланника при особе российского государя в условиях, когда интересы двух стран представляли поверенные в делах. Вскоре после встречи с королем он покинул Париж и уже 20 августа находился в Копенгагене на пути в российскую столицу, куда прибыл, вероятно, в начале сентября.

О пребывании художника в Петербурге нам известно из его писем супруге Луизе. Впервые письма Ораса Верне были опубликованы в 1856 г., очевидно, на волне интереса к России, связанного с Крымской войной. 8 апреля газета «La Presse» предложила своим читателям «Путешествие Ораса Верне в Россию (1842 и 1843)»[630] – рассказ о путешествии по мотивам переписки художника с семьей, опубликованный в виде фельетона; это обеспечило успех этому изданию, основанному Эмилем Жирарденом. Свет увидели лишь немногие письма, да и то с большими сокращениями. Спустя десять лет письма Верне были опубликованы в книге А. Дюранда «Жозеф, Карл и Орас Верне. Переписка и биографии». В 2008 г. в России вышел перевод этих писем, выполненный Д. Васильевым и дополненный вступительной статьей и комментариями.

Содержание корреспонденции свидетельствует об особой миссии художника. Это не интимная семейная переписка, а настоящая хроника событий, глубокий и внимательный анализ различных аспектов жизни не только петербургского, но и в целом российского общества, адресованная, вероятно, не только и не столько жене, сколько Луи-Филиппу или по крайней мере его ближайшему окружению. А с учетом того, что в России переписка подвергалась перлюстрации и Верне прекрасно знал об этом, вероятно, еще одним адресатом этих писем являлся сам Николай I: таким образом Верне мог донести до государя позицию французского правительства.

К моменту прибытия художника в российскую столицу поверенный в делах Франции в России Казимир Перье только что отбыл из Петербурга, что, правда, не особенно расстроило Верне: с посольством отношения у него не заладились, как и в целом с французами, проживавшими в Петербурге. Он писал супруге Луизе 10 июля 1842 г.: «Я ничуть не огорчен отъездом нашего представителя; мое положение будет менее затруднительным… иное (лучшее. – Н. Т.) отношение ко мне, чем к нему, часто ставило меня в неловкое положение»[631].

Верне сразу был принят императором, о чем поспешил сообщить жене: «Я видел императора, принявшего меня с той же сердечностью. Разговор был короткий. Он спросил меня о королевской фамилии. Интерес к ней у него не охладился, однако я не счел уместным тут же, при князе Волконском, пуститься в подробные объяснения, решив отложить разговор на ближайшее время. К сожалению, такая благоприятная возможность мне может и не представиться. Что тогда делать?»[632]

Верне была оказана огромная честь: ему было предложено сопровождать императора в путешествии по России с его ближайшим окружением – графом Орловым и начальником почт генерал-адъютантом Адлербергом. Это также свидетельствует об особом отношении Николая к художнику. Накануне поездки тот писал жене: «Предстоящее путешествие весьма для меня интересно. Шесть недель я буду неотступно, буквально каждую минуту, при Великом Человеке, и, конечно, не обойдется без частых и продолжительных разговоров о взаимном сближении, которого мы все желаем. Я в это верю, потому что общественное мнение к этому вполне готово и каждый желает видеть Францию, сблизившуюся с Россией. Надо только убедить императора в том, что его дальнейшее сопротивление будет воспринято всем светом как упрямство. Слова короля, которые я остерегусь передавать сразу, вселяют в меня надежду на успех»[633].

Однако со временем оптимизма у Верне поубавилось. Посетив французское посольство, он там стал свидетелем антирусских настроений, сообщая жене 29 октября: «Вчера обедал в посольстве в весьма узком кругу; там радуются статьям против России в Journal des Débats…»[634] Император также не проявлял намерений к сближению: «…Судя по тому, что здесь делается согласно высшей воле, наш добрый король пошутил со мной, поручив передать (императору. – Н. Т.) прекрасные слова»[635]. Более того, 17 ноября он писал: «Здесь говорят только и говорят, что об отъездах во Францию»[636], имея в виду сложности в двусторонних отношениях. Кстати, французов в это время в Петербурге и в целом в стране было немного, их количество заметно сократилось после Июльской революции.