Розетта - Барбара Эвинг

В ту ночь Розе снился сон, какой обычно снится героиням новых романов. Ей снилось, что Пьер Монтан до сих пор любит ее, что они найдут ребенка и будут жить долго и счастливо.

Сердце Розы билось так часто, что она буквально слышала его. Словно оно хотело еще раз опровергнуть ее слова, однажды сказанные Фанни: «Он не заставляет мое сердце биться быстрее». Роза чувствовала, что ее слегка трясет. Поэтому она сцепила руки, чтобы это не было заметно. Она расскажет ему. Она увидит его.

Они вышли из кареты возле Комиссии по делам Египта. Ярко светило солнце, люди весело переговаривались на улице. Джейн увидела его и попыталась побежать к нему, но миниатюрные туфельки на маленьких ножках и длинная юбка мешали ей. Наконец она оказалась у двери.

Было нечто особенное в том, как он нагнулся, чтобы поздороваться с Джейн, в его непосредственности и открытости в тот весенний день. Кто-то поприветствовал его, он со смехом ответил: «Attendez, mon ami!»[84]. Роза почувствовала, что краснеет. Это был не тот мужчина с чутким любящим сердцем, таким же, как у нее, который искал ее. Он ее вообще не искал. Ее лицо залил не румянец смущения, но краска паники. «Неужели я опоздала?» Она быстро повернулась к Фанни, но Фанни наблюдала за дочерью, которая рассказывала Пьеру о путешествии. Затем Пьер галантно поприветствовал дам, каждой поцеловал руку. Но было в выражении его лица что-то чужое. Это стало для нее настоящим ударом: «Я потеряла его». Роза почувствовала в груди холодок, когда он равнодушно взял ее за руку.

Гораций стеснялся и потому держался в сторонке.

— Добрый день, молодой человек, — сказал Пьер, заметив мальчика. — Должно быть, ты Гораций?

— Откуда вы знаете, кто я? — спросил он сухо.

— Я сказала ему, — ответила Джейн. Гораций хотел было ущипнуть ее, но обстоятельства не позволяли это сделать.

— Полагаю, ты собирался ущипнуть сестру? — спросил Пьер Монтан.

Гораций покраснел до корней волос, выпрямился во весь свой рост шестилетнего мальчика и заложил руки за спину. Он был красив — смущенный и вместе с тем напыщенный. Фанни отвернулась, чтобы не рассмеяться или обнять его.

Однако возможность увидеть статуи львов с человеческими лицами, провести пальцами по полированным головам миниатюрных кошек, увидеть ярчайшие полотна размером со стену, рассмотреть бетонную ногу, которая в сотни раз больше настоящей, на некоторое время затмила для этих маленьких детей весь остальной мир. Они не могли произнести ни слова, так велико было их изумление. Они прошли по комнатам, наполненным сокровищами, мимо многочисленных странных картин и артефактов. Дети не могли понять, куда попали. Уэнтуотер стал казаться лишь сном, их жизнь стала сном. Наконец они начали плакать. Но Пьер Монтан дал им французского сахара, и они успокоились. Фанни безмолвствовала. Роза рассказывала ей об этом месте, но это не подготовило ее к необычным картинам, замысловатым надписям, полуразрушенным статуям или ярким краскам. Она была удивлена, когда увидела в этом месте голубой перстень, который сиял когда-то на морщинистом пальце вдовствующей виконтессы. Сквозь окна пробивались солнечные лучи, повсюду горели лампы, однако для Фанни сокровища были темными, потемневшими от времени и тайного смысла, ибо не возникало сомнения, что она глядела на божества, спокойные и прекрасные.

— Они такие чарующие, эти их боги, — заметила Роза, остановившись на мгновение позади кузины. — Красивые и пленительные, они, можно сказать, улыбаются.

Никто из них не вспоминал о христианском Боге. Внезапно Роза заметила ту самую статуэтку писца за работой. Она подошла к ней и взяла в руки, снова увидела сосредоточенное выражение на его лице. Ничто до этого не подтверждало так точно для Розы слова отца: «Сама древность, которая говорит с нами». Пьер, заметив ее неподдельный интерес к статуэтке, быстро отвернулся.

Фанни изумленно озиралась.

— Ничто не могло подготовить к этому, — сказала она Пьеру. — Если я больше никогда ничего не увижу, мне будет достаточно того, что я увидела здесь.

— Если вы поедете в Египет, — сказал он ей и детям, которые подошли к Фанни, — то знайте, что вот это там и спрятано, среди развалин, трупов и крыс.

Дети встревоженно переглянулись. Фанни посмотрела на них, потом на Пьера. На ее лице было смятение. Она думала, что Пьер был столь суров, потому что Роза отказала ему.

Но Роза в тот момент ничего не видела и не слышала. Она нагнулась к какой-то надписи на куске камня, внимательно всматриваясь в нее.

— Картуш! — воскликнула она, словно была провидцем, перед которым приоткрылись тайны будущего. — Здесь картуш, такой же, как на Розеттском камне, я видела Розеттский камень в Лондоне, Пьер!

И Пьер Монтан снова отвел взгляд от глаз, влюбленных в иероглифы.

Наконец они все устроились в кабинете Пьера, где когда-то жалобно плакала Долли. Джейн примостилась на коленях у матери и глядела на Пьера глазами, круглыми от удивления. Гораций уселся на пол возле тети. Она погладила его по голове.

— Так, — сказал Пьер Монтан. Он посмотрел на кусочек ярко-голубого камня. Это был лазурит. Пьер использовал его в качестве пресс-папье. Затем он взглянул на гостей из-за захламленного стола. — Ecoutez-moi[85], — твердо произнес он. — Послушайте меня. Вчера я был шокирован, узнав, что вы уже во Франции, без преподобного Харботтома, и планируете отправиться в Египет. Египет — не место для женщин, а тем более для детей. — Когда Роза захотела что-то сказать, он продолжил: — Я не могу остановить вас, но вы должны, по крайней мере, выслушать то, что я вам скажу, s’il-vous plait[86]. Египет, как я вам сказал в Лондоне, не место для чужеземцев. Там их жизнь постоянно подвергается опасности. Даже в своих самых диких снах вам не приснится то, что ждет вас там, какие жестокости там творятся. Позвольте рассказать вам немного о том, что я помню. Я начну с простых вещей. Египет — грязное место, нечистое. При разливе Нила с водой распространяются болезни. Люди слепнут в Египте от реки, солнца, песка и мух. Вас встретят не благожелательные арабы, а враждебные люди с больными глазами, или вовсе без глаз, или слепые. Я сам подхватил эту болезнь, когда был там. Она называется офтальмия. Она причиняет много страданий. Я бы врагу их не пожелал.

Женщины забеспокоились.

— Послушайте меня, — повторил он. — Чума волнами накатывается на города. Летом в Каире так много мух, что они сотнями садятся на руки и лица, на любую неприкрытую часть тела. Люди кажутся черными. Я видел мужчину на улице, который пытался что-то выпить. Он прикрыл сосуд рукой, которая была черной от мух; он поднял сосуд, тоже черный, ко рту, тоже черному, и попытался влить жидкость себе в рот. Не могу даже представить, сколько мух он проглотил. Александрия страдает от огромного количества крыс, которые сбегают с кораблей в порту, и тараканов, которые прячутся в балках и стропилах. Тараканы большие — семь с половиной сантиметров, красные, с длинными усиками.