Роковые годы - Борис Никитин

Действительность вернула коммунистов к классовой форме общины; они признают, что уже добились изуверского социального неравенства советских подданных.

Непременное начало всех начал из системы — Чека советская, Че-ка, непосредственно и прежде всего вытекающая из всего учения Ленина. Она необходима, чтобы давить индивидуальные начала. Отражая его характер, отвечая нетерпимости Ленина к чужому мнению, вся «заговорщицкая» его идеология была проникнута недоверием к массам, боязнью, как бы народ, предоставленный самому себе на пути самодеятельности, не ускользнул из-под его влияния и его не опрокинул. За народом следует следить, шпионить; его надлежит взять в тиски, чтобы бить копром, принудить идти только по тому направлению, которое выбрал для всех один он, один Ленин. Сколько людей погибнет — неважно: Ленин злобен, нравственно слеп — для Че-ка все приемы хороши. Чем больше народ, тем больше Че-ка; чем ярче самодеятельность — тем глубже застенок, утонченнее пытки. Ленинская идеология — ленинская Че-ка. Она — памятник его нерукотворный.

Индивидуальные начала дала человеку природа, начала материи и духа, его запросы и побуждения, от скота человека отличающие. Че-ка против природы. Кто победит?

Ленин умер. Принявшие за ним власть спешат возвести в догму его тезисы — «высказывания», как их называет Крупская. Ленин, как догма, необходим всем. Сталину, чтобы сбивать Троцкого; Троцкому, чтобы обличать Сталина; тройкам, пятеркам, коммунистическим главковерхам.

В славе, создаваемой Ленину, они видят историческое оправдание своих собственных преступлений. Она же нужна им, чтобы удержаться у власти, так как позволяет в критических положениях ссылаться на непогрешимые высказывания самого Ленина, как на высший закон страны. Для этого приходится внушать народу слепую веру в Ленина, поддерживать гипноз массы именем великого вождя, который устроил революцию и никогда не ошибался.

Отсюда столица его имени, институты Ленина, библиотеки, заводы, ордена, ледоколы, портреты, дни, годовщины, уголки Ленина, языческий мавзолей, паломничество к мощам, изъятое из глубокого прошлого, бесконечные толпы, суеверно настроенные кругом гроба.

За ними развитие мистического начала, ощущение связи советского раба с Лениным, взятым из большевистской мифологии, подлинное осознание пролетарской религии — культ Ленина, которым насыщен полный объем советской страны.

Но Сталин начинает пересматривать мифологию партии, так как революция надвигается. Она идет по извечным законам расцвета индивидуальных сил, все на своем пути сокрушающих. Против них выступил советский Ленин.

Всякий намек на участие немцев в русской революции вызывает до сих пор дружный вой большевиков, что народные требования пытаются подменить инструкцией Людендорфа.

Нет сомнения — о моих воспоминаниях будет рассказано, что я без намеков, прямо, поместил всю Россию 1917 года в канцелярию немецкого генерала. В действительности же я старался привести точные данные, как инструкции извне разжигали народные страсти[183].

Не касаясь исторических проблем, вскрытых революцией, подведем итог сокрушительным ударам, которые добивали Власть с марта по октябрь. Их было так много. Напомним главнейшие.

Первый. Уничтожение в одну ночь всех административных органов, везде и всегда необходимых для ограждения общественного порядка.

Второй. Разгром тюрем. Заключенные вновь обретают возможность активных действий. Конечно, те, кто искал лазурного неба, мне закричат: «Проза! Односторонние выводы!» До сих пор слышу возгласы членов Совета Таврического дворца: «Мы строим новую Россию! Поймите — новую, светлую жизнь! А вы тут с вашей контрразведкой, с какой-то уголовщиной. У нас законные чаяния; перед нами неоплаченные счета истории! Какое нам дело до ваших преступников!»

Шквал вышел именно с каторги. Он потащил низы, поднялся, разбил Армию, опрокинул хрупкую ладью, в которой спорили о бесконечно далеком, похоронил одни иллюзии, подбросил народу другие.

Третий. Форсированный темп революции, искусственно данный нашим врагом — немцами — в критический момент мировой войны. Они же поддержали деньгами уголовный мир, который преградил пути творчества здоровых сил нации.

Четвертый. Постановление о невыводе Петроградского гарнизона. Развращенная толпа солдат переливалась по улицам. Она была далеко, очень далеко впереди всей страны. В ней погибло Временное правительство.

Пятый. Отметим сверх всего и чрезвычайно резкий переход к полной свободе, который своим размахом тоже задержал выход интеллигенции — наша самодеятельность опаздывает. При несогласии с властью мы подаем в отставку и еще не составляем заговоров[184]. Мы слишком лояльны и отнюдь не революционны. А сколько среди нас было Потаповых! Конечно, мы приняли революцию такими, какими вышли из прошлого. Тут и отсутствие общественности, так понятное в режиме абсолютизма, и «слабые государственные прослойки», и специальные проявления славянского быта — русской бескрайности.

Против этих пяти грозных условий требовались необычайные усилия, может быть, чудо, — не стану спорить.

Только в спокойном состоянии, только далекий историк увидит и приведет в систему причины происшедшего. Их не найти в одном только прошлом, сознательно закрывая глаза на 1917 год, так же как нельзя в злой воле и ошибках отдельных групп и лиц этого года искать полного объяснения истории России.

Брест-Литовский мир вывел Россию из войны, но не мог уничтожить ни русской традиции, ни славянской идеологии, призывающей к жертвенности. Тем более настойчиво выступали усилия продолжать войну бок о бок с союзниками.

Эти общие желания были ясно выражены на далекой окраине России, где народу удалось сбросить большевистское иго: там сейчас же возник и свой собственный театр войны, связанный с союзниками честью русского имени. На этом фронте вышел из армии русский отряд, который оставался в рядах союзников до конца Мировой войны. Только для него, не имевшего за собою Великой Державы, война с турками кончилась не в день общего перемирия 11 ноября 1918 года, а на две недели позднее. В его рядах горсть русского народа вышла на свой маленький фронт и выполнила, как умела, выросшие перед ней задания.

Для союзников отряд оттянул значительные силы противника и прикрыл пути в Индию, а для русского знамени — боролся за осколки Великой Родины в Закавказье, бил большевиков и не допустил корпус Иззета-паши с его ордой пройти на Северный Кавказ и поднять восстание.

Вот краткие сведения об этом совсем забытом театре Большой войны.

Новое формирование началось с того, что генерал Баратов и английское командование в Персии предложили четырем русским офицерам сформировать четыре отряда. Справиться с этой задачей удалось только одному — Лазарю Бичерахову. После развала фронта он сколачивает свое ядро — в 1 батальон, 1 батарею, 6 сотен казаков, проходит Персию до Энзели, уничтожает по дороге большевиков и разбивает банды Кучук-Хана.