Херувим. Книга I - Полина Дашкова

Майору Логинову приснилась Юлия Николаевна. Они вдвоем шлипо мокрому гравию. Кусок пространства, огороженный высоким забором с колючкой,был заполнен теплым мягким туманом. Бледное солнце скользило за голымидеревьями. Все тонуло в тумане, как будто плеснули воды на лист бумаги, наплоский акварельный пейзаж. Только Юлия Николаевна оставалась отчетливой, ихотелось прикоснуться к ней как к единственной реальности. Но он не мог. У негоне было рук. У него вообще ничего было. Он, как человек-невидимка из романаУэллса, состоял из пустоты, обмотанной бинтами.

Утром пришла медсестра Катя, принесла завтрак. Чай смолоком, геркулесовую кашу, йогурт. Сергей принялся за еду, Катя уселась настул напротив. Вопреки обыкновению, она сидела молча. Глаза ее таинственноблестели.

Когда он допивал чай, она поднялась и встала над ним,загадочно улыбаясь.

- Наелся? - спросила она и отодвинула столик.

- Да, спасибо,- кивнул Сергей. Из кармана халата она досталаманикюрные ножницы, с ловкостью фокусника разрезала бинт на затылке и снялаповязку.

- Только, пожалуйста, не падай в обморок, - быстропроизнесла она и протянула ему небольшое круглое зеркало.

В первый момент ему показалось, что вместо лица у негосине-розовая подгнившая картофелина. Зрелище было отвратительное.

- Ну что скажешь? - спросила Катя и посмотрела него так,словно преподнесла ему какой-то потрясающий подарок, дорогой и совершеннонезаслуженный.

- Если бы я был женщиной, то, наверное, сейчас умер отразрыва сердца, ответил Сергей и бросил зеркало на койку.

- Погоди, ты ничего не понял, это все заживет очень скоро,сойдут отеки. Ты обрати внимание, какой у тебя стал правильный, мужественныйнос. А уши? Ты же был лопоухий и, наверное, поэтому не женился до тридцатишести лет.

- Вот оно что, у вас тут, оказывается, подпольная брачнаяконтора. Так бы сразу и сказали, - Сергей отвернулся и уставился в окно.

- Не валяй дурака, - рассердилась Катя, - ты же отличнознаешь, что скоро будешь выглядеть совершенно нормально. Никаких рубцов неостанется. Доктор, которая тебя оперировала, классный специалист. Возьмизеркало. Посмотри, какая тонкая работа!

- Да, - кивнул он, продолжая глядеть в окно. - Я оценил. Я ввосторге. Выйди, пожалуйста. Мне надо побыть одному.

- Как скажешь, - она обиженно поджала губы, - но толькоучти, скоро явится ее светлость Юлия Николаевна. Мне-то все равно, понравиласьтебе ее работа или нет. А мадам доктор может и обидеться. Она очень старалась.

- Почему же в такой ответственный момент ее нет с нами? -спросил он, рефлекторно искривил в усмешке то, что должно быть губами,почувствовал неприятное натяжение кожи и тут же представил, как безобразно этовыглядит со стороны.

- Ну мало ли, вдруг ты неадекватно среагируешь? А так к ееприезду первый шок будет позади. Ты налюбуешься собой, успокоишься и встретишьмадам без агрессии.

- Как у вас здесь, однако, берегут нервную систему доктора,- проворчал он.

- A y нас вообще к людям относятся бережно и уважительно.Особенно к профессионалам. Юлия Николаевна классный хирург. Если бы у меня былипроблемы с внешностью, я обратилась бы только к ней, - Катя сделала умное,серьезное лицо, - а ты, между прочим, ведешь себя как капризная баба. Все тебене так.

- Ладно, иди!- зло рявкнул Сергей. Оставшись один, он взялзеркало и повернулся к свету. Лицо было покрыто рубцами, оставалось отечным, ноуже проглядывали, определялись черты. Из зеркала глядел незнакомый человек.Даже глаза стали чужими. Они потемнели и налились тоской, из серых сделалисьпочти черными. Сергей сразу, с первого взгляда, возненавидел это лицо. Какаяразница, будет оно красиво или безобразно, когда сойдут отеки и заживут швы?Чужое лицо сулило ему абсолютное, глухое одиночество на всю оставшуюся жизнь.Оказывается, Юлия Николаевна не мудрствовала, слепила нечто правильное,абсолютно пропорциональное и стандартное, с квадратным подбородком, прямымносом, жестким тонким ртом и аккуратными ушами.

У настоящего Логинова был широкий вздернутый нос, полныегубы. Большие тонкие уши при ярком солнце отсвечивали нежно-розовым огнем.Волосы на голове обрили еще давно, когда он попал сюда, и теперь вместо прежнихмягких, рыжеватых, вьющихся, отрастал седой жесткий ежик.

Он вдруг с удивлением понял, как на самом деле любил своенеправильное лицо. Ни к чему так страшно не привыкаешь, как к самому себе.

Настоящий некрасивый Логинов глядел на отличную, красивуюработу хирурга-пластика с тоской и отвращением, и стоило отложить зеркало,новое лицо тут же забывалось. Вероятно, так было задумано. Можно сто развстретить эту физиономию в толпе и не узнать. Никто теперь его не узнает.Никогда.

"А мама?" - спросил кто-то внутри него незнакомымотрешенным голосом.

Ничего уже не болело. Чесались швы. Впервые он разрешил себевспомнить тонкую стопку фотографий, которые видел в кабинете полковникаРайского. Худенькая строгая старушка в гробу, такая же чужая, как его нынешнеелицо. Он не верил, что его мамы больше нет. Он мог себе это позволить, потомучто его самого тоже нет. В госпитале при секретном центре ФСБ вернули с тогосвета, соскребли со стенок, собрали по кусочкам кого-то другого.

* * *

Наталья Марковна Герасимова вошла в квартиру сына, аккуратноповесила плащ на плечики и несколько минут просто сидела на скамейке вприхожей, отдыхала.

У квартиры был нежилой вид. Наверное, потому, что Стас давноне ночевал здесь.

Зазвонил телефон.

- Ладно, нечего рассиживаться, - вздохнула Наталья Марковнаи тяжело поднялась. Дел было много, а времени и сил мало. Она хотела собратькое-какие вещи сына. Через три дня они всей семьей улетали в Грецию.

В трубке молчали. Она решила, что сейчас перезвонят,подождала немного, но повторного звонка не последовало.

"Как неприятно, наверное, кто-то проверяет, дома лиСтас. Обязательно надо будет потом поставить определитель. Володя всегдаговорил..."

Она не успела вспомнить, что по этому поводу говорил муж, изастыла на пороге спальни, уставившись на большую кровать.

Стас с детства был приучен аккуратно, по-солдатски убиратьсвою постель. Вокруг него мог царить любой беспорядок, но постель всегда былазастелена гладко, красиво, без единой складочки. Наталья Марковна знала, чтосын ее каждое утро делает это автоматически, так же, как умывается и чиститзубы. То, что она увидела, вызвало у нее озноб и тесную глухую боль в груди.