Российская миссия. Забытая история о том, как Америка спасла Советский Союз от гибели - Дуглас Смит

Тем временем АРА приступила к исполнению своего плана по сворачиванию операции. 1 марта Хэскелл написал в Нью-Йорк, запросив разрешение начать процесс, который он сравнил с военной мобилизацией, понимая, что обратить его вспять будет сложно. Предполагалось первым делом прекратить поставку медикаментов, затем завершить программу продовольственных посылок, затем ликвидировать оставшиеся кухни и, наконец, закрыть московское отделение и покинуть Россию. Руководители АРА не собирались извещать о своих планах советское руководство, надеясь тем самым избавить себя от проблем. На протяжении всего процесса планировалось вести самоварную дипломатию – политику выполнения советских требований при любой возможности. Цель состояла в том, чтобы избежать как можно большего количества столкновений и беспрепятственно уйти из страны. 13 марта Хэскелл получил добро Нью-Йорка и вознамерился к 1 июня вывести АРА из России.

3 апреля Хатчинсон составил доклад, в котором подтвердил официальную информацию советского правительства о том, что зерна в стране достаточно, и согласился с прогнозом крупного урожая. Если голод снова станет проблемой, сказал он, то только из-за трудностей с распределением продовольствия, а не из-за его серьезного дефицита. Он заявил, что с голодом покончено. Через две недели АРА передала в распоряжение Associated Press интервью с Рональдом Алленом, который руководил Самарским округом. Он согласился с другими оценками: “Самара, самый жуткий регион прошлогоднего голода в Поволжье, оправилась от катастрофы и имеет все шансы получить излишек зерна после летнего сбора урожая”. Аллен сказал, что после первой недели июня Россия перестанет нуждаться в АРА, и остальные руководители российских округов разделяли его мнение.

Гувера новости радовали. 4 мая сотрудник Госдепартамента описал их недавнюю беседу госсекретарю Хьюзу: “Мистер Гувер сказал, что никогда так не радовался окончанию миссии, как сейчас радуется окончанию российской миссии; что большевики внушают ему отвращение, не позволяя поверить в возможность формирования прагматичного правительства под их руководством”[424].

Хэскелл сообщил Каменеву, что АРА планирует полностью завершить свою работу на первой неделе июня. Никто не удивился: советское руководство с конца апреля было в курсе планов организации. Как и опасался Хэскелл, узнав о них, русские принялись осложнять американцам жизнь. Они задерживали поставки продовольствия и материальных ресурсов и устраивали всевозможные проволочки. Чем меньше американских продуктов ушло бы голодающим, тем больше осталось бы правительству, которое намеревалось их конфисковать.

18 мая Ландер отправил совершенно секретную директиву всем работающим с АРА чиновникам, в которой приказал не позволять американцам вывозить из страны фотографии, пленки и негативы, не проверенные и не одобренные ГПУ в Москве[425]. Нервный инспектор из Сызрани приехал в Самару, чтобы с глазу на глаз поговорить с Рональдом Алленом, и сказал ему, что товарищ Карклин отдал русскому персоналу приказ проверять багаж американцев и изымать все камеры, бинокли и огнестрельное оружие, если у американцев не было особого разрешения на вывоз всего этого из страны. Предполагалось приложить все усилия, чтобы автомобили и грузовики АРА оказались во владении Последгола, а вся “ценная литература” – на любых языках – подлежала конфискации. Но главное – русскому персоналу приказали прекратить кормление населения, чтобы запасти как можно больше американского продовольствия. Когда инспектор вопреки приказу продолжил выдавать продукты, ему пригрозили арестом. Он сумел ускользнуть и направился прямо к Аллену в Самару[426].

Илл. 52. Довольные уфимские дети едят выданные АРА пайки

3 июня полномочный представитель при АРА в Екатеринбургской губернии товарищ Виленкина отправила председателю Башкирского представительства при правительстве РСФСР[427] секретное письмо, которое показывает, насколько обострились отношения с американцами. “Пребывание АРА в нашем рабочем регионе становилось нежелательным, – писала она. – Секретно мною дано распоряжение после отъезда АРА незамедлительно конфисковать все американское, как беспошлинно ввезенное”[428]. Если верить письму, АРА раздавала продовольственные посылки “налево и направо проституткам и подозрительным лицам”[429]. Особенным нападкам Виленкиной подверглись Борис Эльперин (“не чист на руку Необходимо дискредитировать его в глазах Белла”) и его начальник, руководитель Уфимского округа Белл (“добродушный старикашка развратник и пьяница”)[430]. В другом письме Виленкина назвала американцев кучкой безработных ветеранов, которые приехали в Россию, чтобы нажиться на русских, ведь во всей АРА не было ни одного гуманиста. Все до одного были пьяницами, бунтарями, дебоширами и обманщиками. Несколько из них, утверждала Виленкина, насиловали уфимских женщин, в связи с чем их пришлось выдворить из страны, чтобы избежать скандала.

Впрочем, большинство уфимцев не разделяли мнение Виленкиной об американцах, особенно о Белле. Белла любили все, кто был с ним знаком. Эльперин считал его “великолепным организатором”, а Гарольд Фишер называл “гением”, который преодолел больше препятствий, чем любой другой сотрудник миссии. Ольга Каменева, жена Льва Каменева и сестра Троцкого, которая также участвовала в помощи голодающим, соглашалась с ними, отмечая, что Белл справлялся со своей задачей лучше остальных окружных руководителей.

Белл до последнего работал как сумасшедший, чтобы жизнь в Уфе стала лучше: он создавал рабочие бригады для возведения мостов, починки дорог и ремонта школ и руководил реконструкцией городского стекольного завода. Когда завод его стараниями был снова пущен, работу на нем получили 500 человек. Труд Белла хвалили в “Правде”.

Жители Башкирской республики осыпали Белла подарками и почестями. Его назначили почетным мэром Уфы, почетным председателем Городского совета Уфы и почетным пожизненным членом пожарной части Миасса. Люди приходили к нему, чтобы в знак благодарности вручить подарки, включая шестерых волчат (от которых Белл вежливо отказался) и богато расшитый башкирский национальный костюм, преподнесенный ему одним из башкирских руководителей. Белла тронул этот жест. “Я прожил с ними худший период страданий и тягот, который выпал на их век Они вылечили меня от тифа. Я чувствую, что стал частью их новой жизни, и если они захотят, чтобы я вернулся и снова помог им, я именно так и поступлю”[431].