За свои слова ответишь - Максим Гарин

– Можешь называть меня кем хочешь, твое мнение меня уже не волнует, наркоман! – это было произнесено с чувством и врезалось Комбату в память, все до мельчайших мелочей. Он заметил даже не до конца сбритый волосок на верхней губе Грязнова. Он видел, как тот передал ампулу Хер Голове, как тот бережно взял ее в ладони, словно та согревала озябшие руки. – Введи ему дозу.

– Всю?

– Да, всю, – подтвердил Грязнов, следя за санитаром.

Тот из бесчувственного истукана мгновенно превратился в предельно внимательного чувственного человека, прикасался к ампуле так, как если бы это была его любимая женщина, внезапно уменьшившаяся до размера мизинца.

Да, он любил ее, но чтобы получить удовлетворение, вынужден был убить.

Словно лезвие по горлу, прошлась пилочка по цилиндру ампулы. Хрустнуло стекло, отломившееся ровно по надрезу.

Хер Голова блаженно прикрыл глаза, словно бы дозу наркотика предстояло получить ему самому, крылья ноздрей затрепетали, он будто улавливал не ощущаемый другими запах кайфа. Такое счастье разыграть было невозможно.

Комбат похолодел, ощутив неизбежность того, что должно произойти.

– Пройдет совсем немного времени, – услышал он шепот Грязнова, – и ты превратишься в такого же урода, как он. Тебя нельзя разрушить снаружи, но изнутри…

Плавно пошел поршень шприца, ампула опустела до последней капли.

– Смотри, воздуха ему в вену не напусти, сдохнет еще.

– Нет… – Хер Голова провел ладонью по лбу, будто бы поправлял несуществующие волосы.

Он перевернул шприц иглой вверх и практически незаметным движением перевел поршень. Над иглой появилась маленькая капелька, но и ее Хер Голове жаль было терять, он готов был слизнуть ее языком.

– Это пострашнее СПИДа, его ты подхватишь позже, когда станешь колоться дрянью, купленной по дешевке на улице, когда у тебя даже не хватит денег на одноразовый шприц. Ты все сделаешь сам, я дам только первый толчок. Вспарывай!

Комбат даже не успел заметить, как в руке у санитара появился скальпель, и он ловко вспорол им рукав. Жгут – резиновая трубка – оплел широкое предплечье Комбата.

Хер Голова попытался всадить иголку в вену, но Рублев дернулся, острие лишь оцарапало кожу. Вторая попытка, третья.., все без результата.

– Иглу сломает, – проворчал Хер Голова, в его голосе не чувствовалось ни ненависти к Комбату, ни сочувствия, а простая констатация факта, мол, в таких условиях инъекцию сделать практически невозможно.

– Погоди, помогу.

– Может, его электрошокером? – предложил Хер Голова.

Это было дельное предложение. Вырубленный электрическим разрядом человек лишь неподвижен и расслаблен, но Грязнову требовалось другое: он хотел, чтобы Комбат видел, как игла втыкается в его вену, чувствовал, как в кровь проникает наркотик, как начинается его действие.

Он навалился на Комбата, прижимая его плечом к столу. Рублев еще сопротивлялся, как мог, напрягал руку, зная, как трудно вогнать иглу, если мышцы тверды, как сухое дерево. И если бы не прочные кожаные ремни, он сумел бы сбросить и Грязнова, и потерявшего былую силу, бывшего десантника – Хер Голову.

– Есть! – крикнул санитар и, хотя спешил, сделал то, что обычно делает наркоман, пытаясь проверить, попала ли игла в вену: отсосал немного крови.

Красные протуберанцы на мгновение возникли в прозрачном бесцветном растворе, а затем поршень пошел вниз, вводя препарат в вену.

– Все! – Хер Голова выдернул иголку и с тоской в глазах посмотрел на пустой шприц.

– Убью! – рычал Комбат, еще не ощутивший действие наркотика.

Грязнов брезгливо отряхнул руки.

– А теперь прислушивайся, что делается у тебя в организме. Скоро почувствуешь.

Змеей скользнула резиновая трубка, пережимавшая предплечье, исчезла в кармане халата Хер Головы.

– Хочется небось? – спросил Грязнов.

Санитар кивнул не очень уверенно, боясь получить удар.

– Вот тебе одна, – Грязнов подал ему ампулу, в которую санитар тут же вцепился мертвой хваткой, хотя и бережно.

– Да.

– Но не сейчас, – тут же напомнил ему Валерий, – теперь твоей обязанностью будет регулярно вводить ему наркотик. Только не перестарайся, не перебери дозу, мне он нужен живым, подсаженным на иглу.

– А когда можно? – с готовностью выполнить любое поручение спросил Хер Голова, его руки, до этого уверенные и точные в движениях, теперь дрожали.

– Потом, когда на него подействует.

– Значит, скоро, – вздохнул Хер Голова. – И шприц, если можно…

– Такого добра здесь хватает, – милостиво разрешил Грязнов.

Санитар надеялся, что ампулы с наркотиком ему передадут на хранение, но этого, конечно же, не случилось.

Грязнов знал: нельзя алкоголика оставлять наедине с бутылкой водки, нельзя козла пускать в огород, а волку поручать стеречь овец.

– На большее не надейся, будешь получать по одной ампуле из моих рук. Через сколько его прихватит?

– Минут через десять.

– Нет, я спрашиваю, когда он без этого зелья жить не сможет.

– Практически сразу. Но окончательно двинется через месяц.

Когда Хер Голова рассуждал о других, то его прогнозы были довольно точными, хотя о самом себе он не думал как о конченом человеке.

Рублев лежал в напряжении, прислушиваясь к тому, что же творится в его организме. Сперва он ничего не ощущал, ему даже показалось, что наркотик не попал в вену, потому не действует.

«Нет ничего на свете, против чего нельзя бороться, – как заклинание твердил Комбат, – но что ты сделаешь против препарата, введенного в кровь? Не остановишь же биение сердца? Каким бы тренированным, каким бы волевым ты не был, отрава делает свое дело, растекаясь по артериям, венам, проникая в самые тонкие капиллярные сосуды. Человек – как губка, впитывает все то, что в него попало.»

– Чувствуешь? – спросил Грязнов, склонившись над Рублевым.

Странная легкость появлялась во всем теле, казалось, что стол из твердого сперва превратился в мягкий, а затем растворился в воздухе. Комбат сделал над собой усилие и плюнул прямо в лицо Грязнову. Но тот даже не стал утираться, не отпрянул и, казалось, даже не обиделся.

– Это все, на что ты способен, супермен.

И вдруг Рублев почувствовал, как злость, отчаяние, желание выжить отходят на второй план. Нет, они не исчезли окончательно, а сделались как бы не очень важными, не обязательными. Так влюбленный человек перестает ощущать голод, жажду. Блаженство и тепло разливались по телу, и уже было неважно, есть ли кожаные ремни или их нет. Какая разница, если ты способен освободиться от них в мыслях!